Кратко обрисовав ситуацию, я потянулся за сигаретами, но сам же себя одёрнул.
— И что думаешь? — осторожно уточнил Костян.
— Не знаю! — сорвался я. — Всё передумал. Что она узнала про Егора, что… Не знаю! Если бы она вдруг узнала про него, она же сказала бы? Спросила хотя бы? Истерику бы мне закатила!
— Я тоже не знаю, — странным голосом ответил друг. — Это твоя жена, тебе виднее.
Мне виднее. Наверное. Но сейчас мне вдруг подумалось, как много мы с ней за все эти годы утаивали друг от друга.
— А что, если… — запнувшись, предположил Козырев, — у неё кто-то появился?
— Кто? — обалдел я.
— Котёночек, блять! — сорвался Костя. — Мужик конечно же!
— Не может этого быть! Только не Нина!
— Она, наверное, так же про тебя думает, — съехидничал он, и я пожалел, что он сейчас не рядом — от души съездил бы ему по роже.
— И что мне теперь с этим делать?
— Не знаю. Поговори с ней. Но если у неё есть тайна на стороне, то ты вряд ли можешь обвинять её в этом.
Решение было сложным. Я бы даже сказал, что вытягивающим из меня все жилы.
— Да, ты прав. Я должен с ней поговорить. Но перед этим есть ещё одно дело.
— Какое?
— Мне нужно окончательно расставить все точки.
***
На следующее утро я и Карина сидели в самолёте, который снова будто бы уносил нас в прошлое.
Глава 18.
Первые хорошие новости пришли почти в самом конце лета. Юлька позвонила нам по видеосвязи. Увидев её зарёванное лицо, я почувствовала, как моё сердце провалилось в пятки. Ожидала самого страшного развития событий, но непутёвая Пашкина мать вдруг рассмеялась:
— Представляешь, мне изменили диагноз, — сквозь смех и слёзы сообщила она.
— Не онкология?
— Онкология, но стадия другая… В общем, врачи сказали, что у меня очень хорошие шансы.
Я тоже вдруг чуть не заревела, испытав дикое облегчение. Казалось, что даже дышать легче стало. Хотя радоваться было рано, рак — коварное заболевание, но я решила, что даже такие хорошие новости — это уже огромный шаг.
— Знаешь, — в одно мгновение она сделалась серьёзной, — только все говорят, что нужно время и что поначалу мне будет очень непросто.
— Все по-разному переносят химию, — осторожно заметила я.
— Да. Я могла бы забрать Пашку прямо сейчас, здесь есть условия… — запнулась она. — Но врачи просят немного повременить, что первое время мне точно будет не до него.
— Думаю, они правы, — спокойно улыбнулась я, на самом деле ощутив дичайшую тоску. Моя привязанность к мальчику вдруг решила проявить себя во всей красе — приступом нехватки кислорода и побелевшими пальцами, которыми я вцепилась в телефон.
Мы ещё поболтали немного, я даже выдала вполне искренние пожелания скорейшего выздоровления, после чего с чувством отшвырнула от себя трубку, как если бы и она предала меня.
Итак, господа присяжные, кажется, мы приплыли.
Чувства внутри меня в очередной раз завязались в непонятный узел, наличие которого я так успешно игнорировала. Но в результате мы получили то, что получили, — я привязалась к этому пареньку, так неожиданно свалившемуся мне на голову. Мы прожили вместе совсем недолго, но… именно с ним я стала чувствовать некую полноту бытия, с ним каждый мой новый день наполнялся чем-то важным и… осмысленным.
— Блин, — обиженно надула я губы. Полагала, что тема материнства во мне так или иначе уже давно закрыта, ну или, по крайней мере, отложена в долгий-долгий ящик, а тут… А тут, словно найдя новый источник подпитки, оно опять пустило во мне свои корни. Даже стукнуть себя захотелось от досады. — Расстройств тебе в жизни, что ли, мало?! — поинтересовалась я у своего отражения в зеркале. — Теперь ещё и это.
Но «это» никак не желало утихать у меня в груди, расходясь с новой силой и заполняя всё больше и больше пространства в моей душе.
Я так давно хотела стать матерью, подарить Нечаеву наследников, что почти забыла, зачем и почему этого хотела. А теперь, сидя на краю пыльного футбольного поля и наблюдая за ватагой детей, которые носились за потрёпанным футбольным мячом (тем самым, который я ещё совсем недавно подарила Пашке), ко мне пришло осознание, сколько же во мне было нерастраченной любви. Которую мне теперь так остро хотелось дарить кому-то. Пашка, ранимый и беззащитный, идеально подходил на эту роль, но у него уже была Юля, которой однажды было суждено вернуться за ним. Во всяком случае, я старалась в это верить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Усыновлю, — шепнула себе под нос ошеломляющее решение. — Или удочерю…
Это ещё мало походило на план жизни, но… первые зачатки решимости уже были положены.
— Вот дождусь Юльку и поеду… искать его, своего ребёнка.
Привычка разговаривать с собой вслух немного уже начинала напрягать, но на то я и была «сумасшедшая», если верить Карине.
— А родить не хочешь? — вопрос прозвучал как глас откуда-то свыше, что я чуть не свалилась с камазовского колеса, вкопанного в землю, на котором я сидела.
Но увидев у себя за спиной Яну, смогла достаточно быстро взять себя в руки. Мы никогда особо не откровенничали на эту тему, но я вдруг решила признаться честно и безо всякого чувства стыда:
— У меня с этим проблемы.
Девушка понимающе кивнула головой и уселась на соседнее колесо, бережно прижимая к себе малыша, мирно спящего у неё в слинге.
— А может быть, всё дело… в мужчине? — вопрос, конечно же, прозвучал бестактно. Но Янжин умела быть прямолинейной мягко и без отвержения.
— А с мужчиной у нас полный порядок — у него уже имеется сын на стороне.
Сказа и удивительным образом не ощутила привычного укола боли, словно наличие Егора стало восприниматься как уже свершившийся факт, а может быть, мне просто стало не до них.
— Фигово, — совсем по-простому отозвалась жена Шамана. — Но ведь на твоём муже…
— Бывшем…
— На твоём бывшем муже мир клином не сошёлся.
— Не сошёлся, — согласилась легко. — Вот только, знаешь, устала я от этих мужчин. Они что-то там решают, а достаётся мне, — и неосознанно коснулась шрама у себя под грудью — подарка подковёрных игр Ильи и Кости. — Я лучше как-нибудь сама.
— Значит, не отпустила, — мудро заметила Яна. Будь на её месте кто-то другой, я бы уже, наверное, вспылила, но эта бурятская девушка действовала на меня странно успокаивающе.
— Вот поэтому я и решила. Что мужчину можно ждать ещё сколько угодно, а жить я хочу… уже сейчас. Я раньше и слышать об усыновлении не желала, мне это казалось чем-то унизительным, словно очередным подтверждением того, что я как женщина несостоятельна.
— А что бы ты сказала своей пациентке, приди она к тебе с такой проблемой?
— Самое смешное, что лет десять назад стала бы отговаривать. Потому что кто его знает, какой там анамнез у ребёнка, генетика и всё такое.
— А сейчас?
— А сейчас я думаю, какая разница, откуда берутся дети, главное, что живые…
Вспомнился Кузнечик с его синими губами и всё понимающим взглядом. Интересно, отказалась бы от него Карина, если бы знала, с каким диагнозом родится её сын? Интуиция подсказывала, что нет.
— И я верю, — уже более твёрдо заявила я, — что моё счастье ещё где-то ждёт меня, — и, чуть подумав, добавила: — Вот только Юльку дождусь.
Рука Янжин осторожно коснулась моей коленки:
— А может, оно ближе, чем ты думаешь.
Я с непониманием взглянула на собеседницу:
— Что ты имеешь в виду? Если Пашку, то…
Она покачала головой и заметила абсолютно невпопад:
— У нас невероятные места, правда?
— Наверное, — растерянно пожала плечами. — Но я особо нигде не была, кроме посёлка.
— А вот и зря, — хохотнула она. — Я бы на твоём месте огляделась, на Ольхон съездила.
Возражений у меня была куча, но озвучить их мне не дал проснувшийся младенец, властно потребовавший материнского внимания.
***
С поездкой на Ольхон я не спешила, хотя из всех местных «достопримечательностей» он ближе всего располагался к нам. А вот на вылазку в город я таки отважилась, запихав Паху в автомобиль. Тот сопротивлялся скорее из любви к искусству, чем из-за настоящей паники.