и в этом теле невероятно красив. Настоящий хищник. Невыносимо притягательный, смертельно опасный и самый страшный враг… Вернее, он мог бы стать моим врагом, если бы, конечно, я не умудрилась в него влюбиться.
– Что? – вопросительно приподнял одну бровь Ширра, и я тревожно замерла.
Не знаю почему, но зрелище его медленно разгорающихся зрачков, в которых ритмично вспыхивали и тут же гасли яркие золотистые искры, всегда меня завораживало, заставляя цепенеть и терять волю к сопротивлению.
Вот и сейчас я застыла перед ним, как статуя. В который раз замерла, не видя ничего, кроме этих удивительных глаз. Чувствовала его горячее дыхание на шее, слышала, как постепенно начинает ускоряться его сердце. Ощущала тепло его рук, осторожно сомкнувшихся на моей талии. Как во сне, следила за тем, как медленно и неумолимо приближается его лицо…
И лишь спустя пару мгновений поняла, что, собственно, смотреть больше не надо.
– Люблю… – беззвучно выдохнул шаддар, нежно касаясь моих губ.
Я вздрогнула от прокатившейся по телу жаркой волны и прильнула к нему так тесно, как только могла.
Небо… как я ждала от него этих слов! Этой ночи. Этой луны. Теплого ветра, овевающего наши распахнутые крылья.
Каждый раз, когда он ко мне прикасается, я будто бы умираю, заживо сгораю в его руках, распадясь на крохотные, безумно счастливые частички. Но лишь для того, чтобы заново воскреснуть и с наслаждением вдохнуть аромат его кожи. Коснуться его груди, чувствуя, как взволнованно бьется его сердце. Ощутить ответное прикосновение. Услышать его хриплый шепот. Снова и снова смотреть в его удивительные глаза, видя там глубокую нежность, невероятную заботу и столько огня, что от него сами собой слабеют коленки.
Не знаю, что со мной происходит, но когда он так близко, я больше ничего не хочу. Мне не нужны ни крылья, ни небо, ни даже сестры. Я могу стоять так целую вечность, целуя его, внутренне дрожа от восторга, наслаждаясь каждым мигом этой восхитительной близости и мечтая лишь о том, чтобы он длился вечно.
– Тебе пора, – неохотно отстранился Ширра, с видимым сожалением отпуская меня на свободу. Я огорченно вздохнула и в который раз подумала о том, как же дико мы, наверное, смотримся вместе. Я – бледная немощь с нечеловеческими глазищами и почти что лебедиными крыльями, и он – просто демон во плоти, от которого тем не менее постоянно исходит такое дикое обаяние, что я совершенно не могу перед ним устоять.
– Пора, – повторил Ширра, отводя за спину широкие крылья. – Тебе нужно снова почувствовать ветер. Сейчас, Трис. Давай, а то будет поздно.
Я молча кивнула, заставила себя отступить на шаг и повернулась к краю обрыва.
Не хочется этого делать именно сегодня, но другого шанса действительно может уже не быть: прошел целый месяц с того времени, как я потеряла крылья. Трудный, бесконечно долгий месяц, за время которого я чуть не сошла с ума. Аллиры так отчаянно не желали чего-либо в себе менять, так не хотели отказываться от многовековой вражды, что я уже не знала, как мне быть и что сделать, чтобы вечное противостояние между ними и шиирами хоть немного поутихло.
Я знаю: нам еще предстоит много работы и мне придется потратить немало времени, чтобы мллиры приняли хотя бы мысль о том, что мииры им не враги. Я уже заставляю их вместе патрулировать общие территории. Пристально слежу, чтобы не возникало конфликтов. Я каждый день напоминаю Гаори о том, кому они обязаны моим возвращением. И каждый день Ширра делает у себя в Иире то же самое.
Причем у него это получается даже лучше, потому что вчера его отец дал согласие на мое появление в его доме. И только вчера я получила от него приглашение, в котором стояло лишь одно жесткое условие: я должна была появиться в Иире без помощниц, спутниц, подруг или просто сопровождающих. Даже без Рума. То есть совсем одна. Потому что отец Ширры не желал проливать кровь в священном для него месте. И потому, что аллиры (с чем я была вполне согласна) гораздо острее переживали мое непонятное положение, из-за чего могли повести себя непредсказуемо.
Конечно, когда-нибудь я найду способ примирить две половинки нашего несчастного народа. Непременно поговорю с шаддарами, побываю на Аллее павших, взгляну на статую, возведенную в честь моего отца, и сделаю все, чтобы его смерть не была напрасной.
И пусть это займет десять… двадцать… хоть тысячу лет, но я заставлю аллир перестать смотреть на шииров как на врагов. Заставлю их увидеть истину и понять, что на самом деле вражда, выросшая из простой обиды, не стоила тех смертей, которыми все мы заплатили за свою гордыню. Я делаю это ради себя, ради Ширры, ради наших детей, которые, надеюсь, никогда не узнают страшного слова «война». А еще – ради новой жизни, своих сломанных крыльев и тех маленьких аллир и шаддаров, которые больше не будут ненавидеть друг друга.
Впрочем, мои крылья доставляли сестрам гораздо больше беспокойства, чем мне самой. Как привыкла я без них обходиться, так и не особенно страдала, когда их не стало. Правда, из-за этого мне пришлось целый месяц терпеть преувеличенную опеку Рума и Гаори, но это не страшно. Главное, что Ширра все время находился поблизости, а когда все надоедало, он с легкостью уносил меня и от вредного духа, и от настырных сестер, и от назойливого внимания советниц.
И вот сегодня настало полнолуние. Время, когда положенные мне по статусу крылья заново отросли и теперь вызывающе белели в темноте, превращая меня из обычной бледной немощи в немощь бледную, но теперь еще и летающую. Впрочем, Ширра был прав: мне нужно было лететь. И сделать это следовало как можно скорее.
Минута молчания. Мягкий желтый свет от выглянувшей из-за тучек луны. Неровное биение сердца. Короткий взмах и…
– Лети! – шепчет за спиной Ширра.
– Лети… – мягко подталкивает в спину ветер.
– Лети, – ласково приглашает выглянувшая из-за туч луна, и я вздрагиваю от пронзившего мое тело зова.
А дальше все случилось само собой: луна всегда действовала на меня очень странно. Вот и сейчас: вроде бы я только-только качалась на краю, аккуратно ловя кончиками крыльев поднявшийся ветер, а в следующий миг я, не чувствуя ног, рванулась вверх, к своей давней подруге. Причем на этот раз взлететь мне удалось практически без усилий.
И вот я мчусь… лечу… всей душой стремлюсь вперед – туда, где ласково улыбается моя вторая половинка и где медленно просыпается неумолимое желание танцевать.
Что это?
Тьма? Или свет?
Танец или полет?
Жизнь или смерть?
Взлет или падение?
Не знаю. Я не могу отличить одно от другого. Свет мешается с мраком, мрак переплетается с тенью, холод
