Голос его стал суровым.
Киний отрицательно покачал головой.
— Ах, Никомед, ты слишком много работал. Твой отряд лучший из четырех. В день битвы ты мне понадобишься.
Никомед пожал плечами.
— Я так и думал, что ты это скажешь. Ну хорошо, тогда… оставь здесь Клита.
Киний задумчиво потер щеки.
— Пожилые — из рук вон плохи в седле, зато у них лучшие кони и лучшее вооружение.
Никомед наклонился над пространством, разделяющим их ложа, и протянул Кинию его меч рукоятью вперед.
— Большинство их слишком стары для настоящего похода — но достаточно молоды, чтобы носить доспехи и присматривать за тираном.
— Вы с Клитом соперники, — осторожно сказал Киний.
Никомед встал с ложа и прошел к столу, на котором были развернуты с десяток свитков.
— Не в этом. Я предпочел бы остаться: Клит уважает архонта и подобен глине в его руках, — но положение дел он сможет сохранить.
— Тем более причин, чтобы остался он. Архонт по-прежнему мой наниматель. Он автократ, но, насколько я могу судить, до сих пор действовал в рамках законов города. Вы наделили его властью. Он ваше чудовище. — Киний потер бороду. — К тому же я опасаюсь, что ты и Клеомен — это тоже чересчур личное.
Никомед свирепо взглянул на него.
— Так и есть. Я прикончу его при первой возможности.
Киний встал.
— Когда афинское собрание проголосовало за войну с Македонией, многие были против, а теперь лежат мертвыми у Херонеи. Вот демократия.
Никомед проводил Киния до двери.
— Так ты оставишь отряд Клита?
Киний резко кивнул.
— Да.
Никомед улыбнулся, и Киний подумал, не перехитрили ли его.
— Хорошо. Аякса убьет перспектива остаться. А я никогда не видел войну на суше. Она кажется безопаснее морской.
Киний не понял, шутка ли это. С Никомедом никогда ничего нельзя было знать. В дверях, среди толпы прихлебателей, они пожали друг другу руки, и он пошел в казарму.
На третий день отряд Никомеда с большей поклажей и большим числом рабов, чем в двух предыдущих отрядах вместе взятых, выступил. Однако из всех четырех отрядов конницы этот был самым вымуштрованным. Киний с тяжелым сердцем смотрел, как они уходят: ему тоже хотелось уйти, но он должен был завершить дела с союзниками.
Филокл, Мемнон и Клит стояли с ним рядом, пока через ворота не прошли последние запасные лошади и тележки, запряженные мулами.
Мемнон по-прежнему казался на четыре ладони выше. Он повернулся к Кинию, отдал воинское приветствие — без тени сарказма — и сказал:
— С твоего разрешения, через час я вывожу своих парней.
Киний ответил приветствием — прижатой к груди ладонью.
— Мемнон, тебе не нужно мое разрешение, чтобы обучать гоплитов.
Мемнон улыбнулся.
— Я знаю. Да помогут тебе боги, если ты думал иначе. — Он показал на длинные ряды людей, ожидающих на улицах города. — Но для них это славная забава.
Филокл согласился.
— Теми, кто повинуется, повелевают, — сказал он.
Мемнон показал на него.
— Точно. Это я и имел в виду. Сократ?
Филокл покачал головой.
— Ликург Спартанский.
Мемнон ушел, продолжая смеяться.
Мемнон нашел в гоплитах Пантикапея много достойного восхищения, их фалангу он счел замечательной, а их отборная молодежь — двести атлетов в превосходной форме, эпилекты[78], — заставила его улыбнуться.
— Конечно, их военачальники — напыщенные ослы, — процедил он сквозь щербатые зубы.
Таким же оказался их гиппарх, высокий, худой, очень молодой человек с кислым лицом и широким лбом — обычно признаком мощного интеллекта.
— Мои войска всегда будут оставаться исключительно под моей командой, — объявил он. — Ты можешь передавать мне приказы, и я, если сочту их правильными, сам доведу их до своих людей. Мы свободные граждане, а не наемники. Я много слышал о тебе — будто ты заставляешь граждан Ольвии самих чистить своих лошадей, например. Эти глупости моих людей не касаются.
По предварительному обмену письмами Киний ожидал чего-то подобного.
— Конечно, я все буду обсуждать с тобой. Могу я устроить смотр твоим людям?
Гиппарх союзников — его звали Герон — криво улыбнулся.
— Ты можешь посмотреть на них. Устраивать смотр могу только я. Только я обращаюсь к ним. Надеюсь, я ясно выразился.
Киний сразу распознал в нем человека, которому здравый смысл заменяет ум, а страх поражения внушает отстраненное высокомерие. Такое часто встречается в небольших войсках. Киний с самого начала понял, как ему повезло с Никомедом и Клитом, — и Герон был тому доказательством.
Киний кивнул. Он нисколько не сердился, годы знакомства с заносчивостью македонских военачальников приучили его к таким вещам. Он равнодушно повернул лошадь и двинулся вдоль строя пантикапейских гиппеев.
Снаряжение гиппеев Пантикапея устарело на полстолетия. Как и гоплиты Ольвии, они пользовались тем, что досталось им от дедов: легкие льняные панцири или вообще никакой брони, маленькие лошади, легкие копья. Большинство всадников страдали лишним весом, и не менее дюжины сидели слишком близко к заду лошади — в Афине такую посадку называли «креслом»: всаднику так удобнее, зато лошади тяжелее.
Киний заметил седла, но не заметил попон. Вдобавок в отряде численностью всего в семьдесят всадников обнаружилось поразительное разнообразие лошадей.
Он улыбнулся: если бы ему пришлось осматривать гиппеев Ольвии год назад, он увидел бы то же самое. Натянув поводья, он обернулся к Герону.
— Мы вас подучим. Вам придется заняться своими доспехами, оружием и сбруей ваших коней. С тобой я буду обращаться, как с одним из своих отрядных — если ты это заслужишь. — Он подъехал ближе к Герону. — Я много лет участвую в сражениях конницы. Нынешняя кампания будет трудной. Слушайся меня — и сохранишь жизнь большинству своих людей. Пойдешь своей дорогой — ты мне не нужен.
Герон несколько секунд смотрел прямо перед собой.
— Я посоветуюсь со своими людьми, — сдержанно ответил он.
Киний кивнул.
— Тогда поживей.
Киний послал раба к Клиту, а сам провел отвратительные полчаса с конницей союзников. Он отдавал приказы, всадники принимали их мрачно или проявляли полное невежество. Их гиперет — Дион — слушался охотно. А Герон удалился — вначале отъехал на край песка, а потом к воротам.
Появился Клит во главе своего конного отряда: был день, отведенный для учений остающейся в городе конницы. Отряд въехал на ипподром, который казался пустым по сравнению с днями сбора, но эти пятьдесят всадников разительно отличались от пантикапейцев.
— Слава богам! — сказал Киний, чувствуя нечто среднее между досадой и гневом. Такую работу у него всегда выполнял Никий. Киний показал на конницу союзников. — Можешь подучить их? За две недели?
— Но ведь ты быстрее — и лучше — подготовишь их в лагере. — Клит огляделся. — А где Герон? Ты его убил?
— Нет. Он не трус. Просто очень невежествен.
Клит покачал головой.
— Он сын моего давнего конкурента. Отец его изнежил. Он чересчур мягок.
Киний пожал печами.
— Я тоже. Иногда. Послушай: им нужны доспехи и крупные лошади, как у нас. Ты здесь все это сможешь раздобыть — я нет. В лагере я пересажу их на других коней, но доспехи должны быть отсюда.
Клит почесал подбородок.
— А кто заплатит?
Киний улыбнулся.
— Позволь догадаться. Этот тощий — Герон — богат?
Клит рассмеялся.
— Как Крез.
Киний покачал головой.
— Хотел бы я, чтобы все мои сложности решались так же легко. Скажи ему, я оставлю его гиппархом — даже извинюсь, — если он заплатит. В противном случае отправь его домой и назначь другого. Диас кажется достаточно опытным.
Клит кивнул.
— Дион. Диас — это трубач. Да, он подходит. Ему не хватает только благородства рождения.
Он помахал своему другу Патроклу, и тот подъехал. В седле он выглядел на десять лет моложе.
— Что случилось?
Клит показал на людей из Пантикапея.
— Я знал, что, когда нас оставили в городе, мы слишком легко отделались. Теперь нам придется учить их.
Патрокл презрительно, как ветеран новичков-любителей, осмотрел всадников. Это заставило Киния улыбнуться.
— Попробуем, — сказал Патрокл.
До отъезда Киний еще только раз встретился с архонтом. Архонт упорно дурачился, передразнивая по очереди то македонцев, то Киния. Он был пьян. Киния он обвинил в том, что тот хочет захватить город, и заставил поклясться, что Киний будет его защищать. Потом потребовал, чтобы Киний поклялся, что не будет свергать архонта.
Киний поклялся.
И со временем получил разрешение удалиться.
— Ты не можешь быть таким наивным, — сказал Филокл, услышав эту историю. Они наконец выехали — вдвоем, с Ателием в роли лазутчика.
