Ощущение завершённости пришло в тот момент, когда уже не пытающийся держать глаза открытыми Макс прижался щекой к столу. Некоторое время он всё ещё лежал так, пытаясь понять, на каком он свете, и, пожалуй, пролежал бы куда дольше, если бы вновь заглянувший на кухню Осьминог не поинтересовался:
— Ты всё?
— Почти.
Макс не без труда оторвался от стола. Голова кружилась, руки дрожали. Не обращая внимания на оставшегося за его спиной Осьминога, он открыл кастрюлю, затем контейнер. Холодные. Ни они сами, ни налитая в них вода не нагрелась.
Скорлупа яйца не нагрелась тоже. Макс с сомнением поднёс его к тарелке и замер, не уверенный, что может аккуратно его разбить.
— Помочь тебе? — поинтересовался незаметно приблизившийся Осьминог.
Макс неохотно кивнул, протянув ему яйцо.
— Нужно разбить, но осторожно. Важно не повредить желток.
Когда в луже прозрачной жижи белка на тарелку плюхнулся успешно затвердевший желток, Чтец облегчённо вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Проверь температуру белка, — попросил он и получил ответ:
— Нормальная. Комнатная.
— А желток?
— Тёплый.
— А изнутри?
Осьминог завозился, послышался звук скользнувшего по тарелке металла.
— Довольно горячий. В центре немного жидкий.
Вырвавшийся из лёгких Макса смешок показался ему самому похожим на стон. Получилось. У него действительно получилась, печать работала именно так, как он надеялся! Оставался последний этап: проверить её в деле, понять, по силам ли ей побороть вампирскую регенерацию.
— Что это? — спросил Осьминог.
Слова сорвались с губ едва слышимым шёпотом:
— Возможно, будущее.
Оглашать свои выводы до проверки печати на практике Макс не стал. Сдерживая бурлящее нетерпение, он вернулся за работу и завершил её в тот самый день, когда Осьминог перевернул календарь, обозначив начало сентября. Закончив перевод ещё до обеда, Чтец медленно поднялся со стула, чтобы растянуть затёкшую спину, и понял, что совершенно не знает, чем ему заняться теперь.
Кролик был погружён в работу. Не отвлекаясь ни на что вокруг, он, почти касаясь кончиком носа листа плотной бумаги, выводил на нём очередную печать. Некоторое время Макс молча наблюдал за ним. Его всегда завораживала работа мастеров, пьянило осознание, что большинству колдунов не дано замечать, как в зависимости от степени нажатия руки и наклона кисти наполняются особым смыслом наносимые на бумагу линии, как овал вдруг перестаёт быть просто овалом, а становится знаком поиска, квадрат внутри ограничивает его зону, а крест — фокусирует на конкретных объектах. С этой печатью Макс узнал бы, куда вампиры отвозят пленников, за два или три дня. Разумеется, если их увозят не слишком далеко.
Выходя из мастерской, он чувствовал, как дрожат его руки. Ещё несколько дней, и книга будет готова. Ещё несколько дней, и подойдёт к концу бесконечное время ожидания, с его плеч спадёт тяжёлая ноша бессилия, и тогда он сможет… Макс глубоко вдохнул сухой воздух помещения. Тогда он сможет всё, что захочет.
Осьминог сидел в гостиной, закинув ноги на служившую журнальным столиком коробку. В руках его была книга, а на лице — безграничная скука. Услышав шаги Чтеца, торговец лениво перевёл взгляд в его сторону, но тут же вернулся к своему прежнему занятию. Старая зеленоватая обложка книги, тусклая от пыли, не позволяла Максу разобрать выцветшие буквы на корешке.
— Миша здесь? — спросил он, имея в виду здание Порисулек.
Осьминог отрицательно покачал головой.
— Ушёл около часа назад.
Едва заметно склонив голову в знак благодарности, Чтец вышел наружу. Последний день лета выдался солнечным и жарким. Неподвижный мёртвый город, окружавший разрушенную школу, казался мертвее обычного, и только пара ворон с карканьем делила что-то на развалившихся ступенях. Макс смотрел на них, чувствуя, как вся его сущность дрожит в нетерпении. Теперь, когда его работа была закончена, это чувство поглощало Чтеца без остатка.
Солнце пекло, нагревая тёмные волосы. В такую погоду вампиры не ходят по улицам, даже в балахонах. В такую погоду они сидят в подвалах и домах с заколоченными окнами и спят, а может, допивают собранную в ночную смену кровь. Макс понятия не имел, чем могут заниматься вампиры в свободное время, но не сомневался: снаружи им сейчас делать нечего. Чем бы ни был занят Миша теперь, едва ли он сражался. Бессмертный продолжал искать, но — Макс не сомневался — он ничего не найдёт. Он не полезет по свалкам, не будет искать едва заметные следы в заброшенных подвалах, не сможет допросить официальных торговцев кровью. Бессмертный боец, а поиск — это его, Чтеца, дело, и скоро он им займётся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Одна из скакавших по ступеням ворон, резво отскочив от соперницы, громко каркнула и вдруг, повернувшись к Максу в профиль, уставилась на него одним глазом.
— Чего тебе? — спросил Чтец, и собственный голос показался ему слишком громким. — Кыш!
Ворона каркнула снова и вслед за недавней соперницей сорвалась с места, покидая владения Осьминога и Кролика. Макс проводил птиц взглядом, а потом вдруг быстрым шагом двинулся к выходу, чтобы остановиться у калитки внутреннего забора. Книга была ещё не готова. Выходить наружу без неё было бессмысленно и опасно.
Чтец затруднился бы сказать наверняка, сколько времени он простоял у калитки, сжигаемый жарким солнцем уходящего лета.
В Порисульках было тихо, спокойно и невыносимо скучно. С тоски Макс перебирал когда-то составленные им же каталоги, проверяя, не найдутся ли за очевидными свойствами печатей скрытые возможности. Не находились: Чтец знал своё дело.
Кролик работал, Мира пряталась в своём чулане, Осьминог спал на диване, накрыв лицо книгой, и его звучный храп шевелил старые пожелтевшие страницы. Вернувшийся к ужину Миша оказался удручённым. Макс не стал задавать вопросов, и так было ясно: сегодня он ничего не нашёл и ничего не найдёт завтра. И послезавтра. И потом…
Каждый следующий день тянулся ещё медленнее предыдущего, и Макс уже был готов лезть на стену, когда дверь мастерской Кролика отворилась и крайне угрюмый мастер чуть ли не кинул ему в руки книгу.
— Всё. Убери от меня это. Чтоб я…
Дальше Макс уже ничего не услышал. Всё вдруг перестало иметь значение: красноватый свет заката, пробивающегося в окно, тиканье часов на стене, запах из кухни, где Мира готовила ужин — всё, кроме книги в его руках. По размеру и весу она отличалась от предыдущей, набор записанных в неё печатей изменился, и, конечно же, все они уже не могли оставаться на тех же местах, что были раньше, но это была его книга. Макс нежно гладил шероховатые страницы и простой кожаный переплёт, изучая и привыкая, и чувствовал себя живым, свободным и сильным. Он вышел во двор и одну за другой активировал печати, стараясь как можно быстрее запомнить их положение, и вдруг рассмеялся, с каждым смешком выпуская так долго копившееся в нём напряжение.
— Я вернулся, — негромко проговорил Чтец.
Он вернулся, а значит мог больше не следовать за спиной Бессмертного. Он мог выбирать, пойти рядом или свернуть на собственную дорогу; опираться на свою, не на чужую силу. В душе вдруг вспыхнула неожиданное сочувствие к Мире: Макс смог вернуться, а она — нет.
А смог бы он сам не сойти с ума, останься он без своего колдовства навсегда? По спине пробежал рой холодных мурашек и вдруг до ужаса захотелось немедленно убедиться в том, что этого уже не случилось и случиться не может. Чтец потерял не разум, а книгу, предмет, который куда проще восстановить.
Не дожидаясь вечернего появления мантикоры, он натянул плащ, скрыл лицо за платком, прицепил к поясу несколько баллонов с газом и книгу и отправился в путь. Однако, едва только выйдя за внешний забор Порисулек, Чтец остановился в нерешительности. Он уходил, никого не предупредив, не имея чёткого плана действий, не позвав с собой Мишу. Никогда прежде Макс не пошёл бы на подобный риск, но месяцы ожидания брали своё, книга висела на поясе и, казалось, тянула своего хозяина вперёд.
