А потом я краем глаза выцепила что-то непонятное на камнях. При приближении оказалось — ворох одежды. Конечно же, нечаевской.
— Твою мать! — от души выругалась я, хватаясь за его лонгслив. — Нечаев, если ты решил утопиться в Байкале, то лучше тебе это сделать с первого раза! В противном случае я лично тебя прибью!
Ответа на мои крики не последовало.
И пусть я была абсолютно уверена в том, что этот гад ничего с собой не сделает, но это не помешало мне начать тревожиться. Нервно оглянулась по сторонам. Байкал больше не казался мне завораживающим и великим, скорее уж враждебным и беспощадным. Подойдя к самой кромке воды, поёжилась, ощутив ледяное дыхание водной глади.
И что теперь?
К счастью, почти тут же плеск волн о камни разбавили звуки ритмичных ударов по воде. Поймать Илью в слабый ореол света от телефонного фонарика удалось только у самого берега, когда, скрючившись от пронзительного холода, он шлёпал по камням.
— Если заработаешь воспаление лёгких, то… — начала я по привычке, но оборвала себя, проглотив дурацкое «я тебя лечить не буду».
— То? — стуча зубами, прошествовал мимо Нечаев.
— То… заработаешь себе воспаление лёгких, — закончила глупо.
— Логично, — согласился он, дрожащими пальцами стягивая с себя мокрые плавки и откидывая в сторону. Я зачем-то как истукан продолжала стоять на месте и освещать его телефоном. Глядя на его мокрый зад, я подумала, что это, наверное, и есть самое дурацкое в нашей ситуации. Когда стесняться вроде как бессмысленно, но и ощущения интимности в происходящем — ноль.
Закончив одеваться, он резко опустился на землю, усеянную камушками. Обычный лонгслив, джинсы и кожанка особо не согревали, поэтому его продолжала бить крупная дрожь, в баллов семь по шкале Рихтера. Небрежным движением он откинул мокрые волосы назад, уставившись куда-то себе под ноги.
— Извини, г-голову п-п-прочистить нужно было, — с трудом выдавливая слова, выдохнул Илья.
— И как, помогло?
— Н-наверное.
Я покачала головой и тоже опустилась на землю, правда, только на корточки, положив смартфон между нами фонариком кверху. Холодный костёр современности. Какие реалии, такой и огонь.
— Ну и что это было? — спокойно поинтересовалась я, на что Нечаев вопросительно поднял голову. — Ну весь этот цирк с «забирай себе всё»? Если бы тебя столько лет не знала, подумала бы, что ты это специально. Знаешь, звучало как «ну и подавись». Словно это какая-то ерунда, которую ты мне в лицо бросил.
— Я-я не это имел в виду.
— Вот я и спрашиваю — что это было?
Он зажал нос, явно пытаясь унять дрожь. Врач во мне всё же запереживал из-за вероятности переохлаждения, но я успешно заткнула его.
Наконец-то, мужское тело вновь стало подчиняться хозяину, по крайней мере, трясло его уже не так.
— Просто… ты действительно думаешь, что я пытаюсь в этой ситуации сохранить бизнес во вред тебе? — спросил без обвинений и обид, скорее растерянно.
— А ты действительно полагаешь, что меня особо интересуют деньги?
Оба погрузились в свои мысли, пока Илюха не выдал задумчивое:
— Тогда почему мы всё время говорим только про них?
Повела плечом, отгоняя от себя неприятные мысли:
— Наверное, это… наименее болезненно.
Его глаза чуть расширились, словно он увидел что-то там в темноте, покачал головой:
— Наверное. Знаешь, я только позавчера вернулся в страну и сразу к тебе. Почти двое суток не спал, всё гнал к тебе.
— Ну и дурак. Если бы разбился, я бы точно не оценила.
— Ты и так не оценила, — усмехнулся он.
— А должна была?
Наши глаза на мгновение встретились, обменявшись неясными посланиями. Будто проверяя, здесь ли мы.
— Не должна. Но слишком сильно хотелось тебя увидеть. Глупые надежды…
Недовольно фыркнула и отвела взгляд.
— В каком смысле надежды? На то, что я растаю от твоей щедрости, когда ты в меня швырнёшь своими заводами?
— Да нет же! — недовольно выпалил он. — Я не так планировал всё это сделать… Как обычно, — тут он махнул рукой. — Дрова эти дурацкие…
— Ну почему же дурацкие!? — наигранно возмутилась я, после чего заявила: — Знаешь, а я, наверное, склонна согласиться. Забираю весь бизнес себе. Правда, не смыслю ни черта в этом… но ничего, разберусь как-нибудь. Ты же вон справился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На этом месте Нечаев засмеялся, горьковато, но вроде бы искренне.
— Думаешь, я настолько безнадёжен?
— Судя по общей сумме глупостей, что ты натворил… Я крайне озадачена вопросом, как это мы раньше не пошли по миру.
И всё-таки я хотела его задеть, да побольнее, но Илья отчего-то больше не желал закусывать удила.
— Будем считать, что мне повезло, — несмело улыбнулся он. В свете фонарика да после экстремальных заплывов в озере его губы казались синими, что придавало ему невероятное сходство с Кузнечиком. Сие открытие вдруг вернуло меня с небес на землю.
Наверное, на моём лице всё-таки что-то дрогнуло, потому что сам Нечаев тут же посерьёзнел.
— Мне за столько всего нужно попросить у тебя прощения, — признался порывисто.
— У тебя зашибенно получается…
— Но я не знаю, как это сделать. Даже я понимаю, что есть такие вещи, которые не прощают.
— Можно было бы начать с обычного «прости».
—А поможет?
Я покачала головой:
— Нет, но ты мог бы попробовать.
Он закусил нижнюю губу, явно осмысливая мои слова, после чего поднял на меня свой пронзительный взгляд:
— Прости.
Невольно засмотрелась в его глаза, уносимая куда-то вдаль под наплывом его эмоций.
— Хорошо, — согласилась неожиданно легко, — я… готова услышать всю твою историю. От и до.
Нечаев слегонца опешил, поинтересовавшись с недоверием:
— Ты серьёзно?
— Ну да. Знаешь, я всё же решила, что… не хочу тебя ненавидеть. Не хочу думать, что все эти годы состояли исключительно из лжи и обмана. Было же в них что-то хорошее и ценное. И я хочу понять, где эта грань между одним и другим.
— Чтобы?
— Чтобы мы с тобой мирно могли разойтись. Чтобы уже отпустить себя, отпустить тебя.
Кажется, этот разговор уже когда-то был.
— Ты ведь здесь не потому, что любишь меня, а потому, что тебя снедает чувство вины…
Илья закашлялся.
— Ты уже всё за всех решила?
— Нет. Но я пытаюсь идти дальше. Я хочу уже начать жить СВОЮ «прозрачную» жизнь.
— И каков же план? — с лёгким налётом сарказма уточнил мой собеседник.
— Развестись с тобой, — начала загибать я пальцы, — отжать у тебя весь бизнес, — его бровь таки взметнулась вверх. А вот и нефиг было разбрасываться громкими заявлениями. — Найму тебя управляющим, — вторая бровь присоединилась к первой. — Ну а что? Ты знаешь положение дел, как никто другой, а во-вторых, это твоё детище, выстраданное потом и кровью, поэтому ты, скорее всего, и дальше будешь на износ. В результате — и ты при деле, и я богатею. И пока ты там множишь моё благосостояние, — приложила ладонь к груди, — я возьму ребёнка из детского дома. И подарю ему весь этот мир.
Признаваться в последнем было непросто, до сих пор идея с усыновлением оставалась для меня чем-то тайным и сокровенным, как если бы я боялась спугнуть его. Но сейчас я будто только упрочилась в своём решении. Независимо от нечаевских миллионов, я планировала стать матерью. Лето на Байкале помогло мне понять одно: я могу справиться со всем, даже если буду ошибаться и городить глупость за глупостью. И словно в подтверждение моих мыслей Нечаев почти невесомо, но ободряюще коснулся моего колена:
— У тебя всё получится. Я знаю.
— Конечно получится, — улыбнулась по-деловому, стараясь скрыть своё смущение, — я же теперь богатая женщина. Мне решать судьбу твоих заводов и пароходов.
Но Илья не клюнул, качнув головой:
— Из тебя получится замечательная мать.
Мы вышли на столь зыбкую почву, что я поняла: нужно срочно заканчивать со всем этим душевным стриптизом. Да и сам Нечаев как нельзя вовремя начал чихать.
