его, она елозила в луже крови и причитала. Кажется, она просила вызвать «Скорую»…
Потом этот мужчина снова посмотрел на меня, и я увидел, что в его глазах застыли слезы. Он спросил:
«Неужели мама никогда не говорила обо мне?»
Я снова покачал головой.
Мама начала кричать, чтобы он убирался из нашего дома.
«Я уйду вместе с сыном», – сказал милиционер.
Несмотря на страх, я сильно удивился – о чем он? Какой сын? Здесь только я и мама…
Он опять пристально посмотрел на меня:
«Ты пойдешь со мной?»
И тут меня прорвало. Плача, я выкрикнул:
«Нет! Нет, я не пойду с тобой! Ты убил папу и ударил маму, я ненавижу тебя!»
Милиционер отшатнулся от меня, потом сел на пол, прямо в лужу крови, которая растекалась от мамы. Поднял пистолет, он был черный и блестящий.
«Я не хотел, чтобы все так вышло».
Я испугался еще больше. Подумал – что, если он сейчас и маму убьет? А потом меня?
Но он просто смотрел на меня, а из его глаз текли слезы. Потом он вытянул руку с пистолетом.
«Витя, сейчас все решится. Пойдем со мной, или сейчас случится ужасное. Он, – милиционер указал на тело моего отца, – не твой папа. Я твой настоящий папа».
В тот момент я ничего ровным счетом не соображал. Мне казалось, он несет околесицу. Какой папа, чей папа…
«Ты хочешь, чтобы мы были вместе?» – задал он вопрос.
Я ответил не задумываясь. И мои собственные слова до сих пор звенят у меня в голове, когда я вспоминаю об этом.
«Я хочу, чтобы тебя не было!» – выкрикнул я.
Вот и все. Крик вырвался из моего рта, как птица из клетки.
Милиционер улыбнулся сквозь слезы.
«Я люблю тебя, сынок», – сказал он и выстрелил себе в висок.
Рэд на секунду запнулся.
– Я помню произошедшее как в замедленной съемке. Раздался сухой хлопок. Его висок с другой стороны выпучился, как опухоль, потом эта шишка взорвалась. Голова милиционера дернулась, и он рухнул на пол, заливая все вокруг кровью. Мама завизжала и потеряла сознание. А я сидел на мокром от мочи диване и хныкал. А в моей руке была растаявшая шоколадная конфета…
Локко с грустью посмотрел на Жанну.
– Вот так я убил своего отца.
Юрий, который все это время тоже прислушивался к их разговору, презрительно хмыкнул:
– Это совсем не то, Рэд. С таким же успехом мы можем заявить, что убиваем любовь, и от этого, например, в Африке дохнут негры. – Нетвердой походкой он направился к стеклу. – Эй, живодеры! Я хочу видеть свою дочь. – Он говорил медленно, тщательно выговаривая каждое слово, словно пьяный водитель, пытавшийся казаться трезвым перед остановившим его инспектором. – У вас не получится продолжать эту беспредельную дичь, пока вы меня не убедите, что с моей дочерью все в порядке.
На экране возникла красная линия и начала свое привычное зигзагообразное движение.
– Привет, Фил, – весело заговорил Ох. – Чего это ты раскипятился?
– Покажи мне Кристину.
– Она спит.
Юрий тяжело задышал, глаза его потемнели.
– Я тебе не верю.
Ох прыснул от смеха.
– Ты правда думаешь, что меня волнует, веришь ты во что-то или нет? – спросил он. – Разве ты не понял свою задачу, тупица? Все, что от вас требуется, – платить за кино. И заполнять чашу.
– Ты получил то, что хотел.
– Здесь ты прав. А теперь подумайте, чем вы будете расплачиваться завтра. Позволю заметить, от вас троих пришло не так уж много. Твоя рука, Фил, весит кило плюс сто граммов. Всего-навсего. А памятник на другой чаше – почти два центнера. Как вы планируете уравновесить весы за оставшиеся четыре сеанса? Впрочем, это ваше дело. Чего таращишься? Я понимаю, вас слегка утомил этот фильм. Кстати, глазное яблоко весит примерно семь граммов. Лично для тебя, Фил, я могу сделать скидку и засчитать его за десять граммов. Если ты, конечно, решишься. В этом есть свои плюсы – ты больше не сможешь видеть ваше отвратительное кино. Представляешь, два глаза – уже целых двадцать граммов. Как ты думаешь, сколько нужно глазных яблок, чтобы уравновесить чаши весов? Ну, да бог с ними, с глазами. А вот если ты отрежешь ногу, то она будет весить примерно…
– Прекратите. Хватит! – взмолилась Жанна.
– Впрочем, решать вам, – великодушно сказал Ох. – В конце концов, вам решать, с чем расстаться – с глазом или ногой. Сейчас я советую вам отдохнуть и набраться сил. До очередного сеанса осталось несколько часов.
И едва Юрий успел открыть рот, чтобы что-то возразить, как черный фон на экране сменился изображением медных весов.
Утром, в двадцать минут девятого, было спущено очередное ведро с водой, молочной смесью и принадлежностями для ребенка. Чутко спавший Рэд тут же открыл глаза и поспешил отсоединить посылку от троса. Он посмотрел в сторону Жанны. Женщина и ребенок спали.
– Что, старик? Решил полакомиться теплым молочком, пока никто не видит? – насмешливо и горячим шепотом спросил за спиной Есин, и Рэда передернуло.
Режиссер обернулся. Юрий стоял, с трудом сохраняя равновесие. На отекшем, заросшем щетиной лице застыла желчная гримаса, глаза, казалось, тлели, как затухающие угли, рука-обрубок плетью болталась вдоль тела. И хотя кровь больше не сочилась, выглядела конечность жутко – распухшая и лиловая, словно огромный синяк, а ниже наложенного жгута кожа и вовсе начала багроветь. Из глотки мужчины, как из кипящей кастрюли, вырывались клокочущие звуки.
«У него сильный жар, – понял Рэд. – И наверняка температура под сорок».
Он знал, что Юрий провел бессонную ночь. Бродил, спотыкаясь, взад-вперед по «кинотеатру», стонал и кряхтел, скрипя зубами. Садился в угол, что-то бессвязно бормотал под нос, потом поднимался, и все начиналось заново. Мысленно режиссер поражался его выносливости, со страхом задавая себе вопрос: а как бы он себя вел, оставшись без руки? Без наркоза и элементарных больничных условий?!
– Ну, Рэд? – настаивал Юрий. – Признайся, захотелось ведь молочка!
– Я не ворую у детей, – ответил Рэд.
Юрий рассмеялся дребезжащим смехом:
– Ты воруешь человеческие души!
Тем временем вниз спускался пластиковый контейнер – тара для очередного «взноса» за фильм.
Юрий притих, тупо глядя на пустые пластиковые бутылки. Литровые, всего две штуки, и кроме них, в ведре ничего не было.
– Скоро фильм, – нараспев проговорил он, вытаскивая емкости наружу. – Фильм-фильм-фильм…
Локко отнес подгузник и смесь Жанне, которая к тому времени тоже проснулась. Казалось, за ночь она сбросила еще три-четыре килограмма и выглядела как привидение.
Она безучастно наблюдала, как Рэд аккуратно положил перед ней бутылочку со смесью и чистую простыню с
