заплетаться. – И мне очень интересно посмотреть концовку этого спектакля…
– Фил, ты же не дурак, – сказал Рэд, глядя ему прямо в глаза. – Ты же понимаешь, что, если после пятого сеанса ваша чаша не поднимется на уровень статуи, этот псих разрубит на куски твою дочь.
– Не смей даже упоминать мою дочь! – зашипел Юрий. – Кристина будет жива!
Рэд опустил взор, сосредоточившись на бутылке. Она была уже наполовину заполнена.
– Вдруг сейчас Карпыч проснется… его будет грызть чувство вины… и он захочет целиком залезть в ведро? – сказал Юрий. – Даже с учетом диеты в этом «кинотеатре»… килограммов сто он весит. – Видя, что Рэд не настроен для продолжения разговора, он произнес: – Знаешь, старик… Если бы я был уверен, что после моей смерти Кристи отпустят… я бы без раздумий убил себя. Но у меня, мать твою, нет такой уверенности.
Он умолк. Кровь лениво перетекала в бутылку, а из динамиков звучал один из выдающихся вальсов австрийского музыкального гения. До начала фильма оставалось одиннадцать минут.
Дима заплакал, когда у Жанны набралось крови всего четверть бутылки. Она вздрогнула – крик был внезапным и пронзительным, безо всяких предисловий, будто все это время он не спал, а задыхался с кляпом во рту, который только что вытащили.
От неловкого движения руки бутылка перевернулась, упав на пол, и драгоценная алая жидкость стала вытекать наружу. Всхлипнув, Жанна попыталась схватить бутылку, но липкие от крови пальцы скользили по гладкому пластику, и только с третьей попытки она сумела поставить ее вертикально. На стальном полу темнела густая лужица крови, которая успела вытечь.
– Пожалуйста, тише, милый, – дрогнувшим голосом попросила Жанна, но ребенок не умолкал. Из глаз матери заструились слезы.
– …и знать, что все потеряно, – зашептала она. – Что жизнь – проклятый ад! О, я была уверена, что ты придешь назад…
Дима вертелся и извивался, путаясь в простыне, и Жанна прилагала все усилия, чтобы не смотреть на его пунцовое от крика и напряжения личико.
– Я сейчас, малыш, – шептала она бескровными губами. – Еще чуть-чуть…
Боковым зрением она увидела, как к Диме шагнул Рэд, и ее обуял животный страх.
«Сейчас они заберут моего сына и сунут его в ведро…»
– Нет! – взвыла она, и режиссер замер в недоумении.
– Не надо… я сейчас… я сама, – сбивчиво проговорила она. В голове что-то тяжело и гулко стучало, предметы перед глазами размывались, теряя контуры, и Жанна испугалась.
Что, если она ослепнет? Она снова уронит бутылку или просто не поймет, что та заполнилась, и истечет кровью?!
Юрий затягивал жгут, с угрюмым лицом слушая детский плач. Он подумал, что когда-то так кричала маленькая Кристина. Особенно она надрывалась, когда у нее начали прорезаться первые зубки. А теперь она где-то в одной из соседних камер, без одной ноги… ждет и надеется, что он, отец, придет к ней на помощь…
Несчастная культя, из которой он выдавил литр крови, выглядела жалко и беспомощно. Она, кажется, даже как-то усохла и съежилась в размерах, и Юрий почему-то подумал о мясном паштете в оболочке, который уменьшается после каждого завтрака. От среза до самого плеча руку простреливало обжигающей болью, словно конечность запихнули в груду тлеющих углей. Юрий сделал шаг, и его повело в сторону. Он уперся плечом в стену, затем отлип и двинулся к ведру. Пол под ногами ходил ходуном, стены вспучивались и мерцали – «кинотеатр» словно ожил и теперь дразнил его. Потеряв равновесие, Юрий упал. Обрубком руки он задел сиденье стула, и с губ его сорвался отчаянный вопль. Боль была настолько зверской, что перед его глазами поочередно вспыхнули ослепительные круги, мозг пронзил оглушительный звон.
От шума проснулся Алексей. С очумелым видом банкир оглядывался по сторонам, будто этим утром рассчитывал открыть глаза в своей теплой квартире, но вдруг, как оказалось, снова проснулся здесь, в зловонном подвале, среди полуголых безумцев.
Юрий с силой хлестнул себя здоровой рукой по щеке, пытаясь прийти в себя. Затем еще раз. Фыркнул, встряхнулся, как мокрый пес. Нечеловеческим усилием воли он выкарабкивался из трясины небытия в реальность. Наконец взгляд пленника прояснился и сфокусировался на Алексее, который продолжал сонно озираться по сторонам.
– Мне снилось, что мы снова в фильме Рэда, – сообщил банкир, когда Юрий плюхнулся на пол рядом с ним. – И мы снова и снова убиваем эту девку… а она каждый раз поднимается и что-то бормочет своим беззубым ртом…
– Серые тени, Карпыч, – каркающим голосом проговорил Юрий. – Помни о серых тенях… Они повсюду.
– Серые тени?
Юрий кивнул.
– Разве ты забыл, что они рядом?
Алексей покосился на изуродованную руку Юрия. Посиневший гноящийся огрызок, из которого непрерывно капала кровь, вселял в него животный ужас.
– Расскажи нам про бомжей, дружище, – попросил Есин.
Банкиру показалось, что его с силой ударили по затылку.
– То есть?
Юрий подмигнул ему с таинственным видом, будто их связывал общий секрет.
– Мне очень понравилась твоя история… про утилизацию биомусора. И как ты… восстанавливал свое душевное равновесие после каждой акции.
Алексей был одновременно растерян и напуган. Чего это Юрию вздумалось возвращаться к этой теме?!
– Зачем тебе это?
– Как-то мне на глаза попалась одна статья, – вспомнил Юрий. – Про группу молодежи, которая убивала бомжей на свалках. Среди них даже одна девчонка была… Смелые ребята. Они себя врачами называли. Мол, санитары города… очищают столицу от грязи. Но в конце концов ребята нарвались на хороший отпор… Всю банду перебили, а девка оказалась в психушке…
– Я тоже об этом слышал.
Юрий тяжело дышал, его грудь вздымалась и опадала, будто кто-то внутри мужчины раздувал кузнечные меха.
– Ты фоткал их? Мертвых бродяг. Ну, Карпыч, признавайся.
Алексей покраснел. У него был такой вид, словно кто-то застал его за постыдным делом.
– Ты что-то знаешь об этом? – промямлил он, и побелевшие губы Юрия изогнулись в оскале:
– Я просто хорошо знаю таких, как ты.
Балашов глубоко вздохнул. Он был похож на большую сломанную куклу, которую небрежно повесили на гвоздь.
– Да. У меня два диска с фотографиями. Еще я ролики записывал, как они… в общем… ну ты понял.
Юрий закудахтал от смеха и хлопнул по плечу банкира своей здоровой рукой:
– Конечно, понял. Все-таки тогда на съемках в тебя… вселилась серая тень. Я знал это. Еще тогда.
– Серая тень, – послушно повторил Алексей.
– Да, серая тень… Мы с тобой отравлены, Карпыч, – убежденно сказал Юрий. – Фильм Рэда ядовит. Он… будто облако от взрыва химического боеприпаса. Только «Седая ночь» действует очень и очень медленно. Мы все отравлены его фильмом. Мы заболели, и болезнь
