недостаточно еще покорные воле союзников, будет делать и раньше.
Доведя войну до этого[254] стратегического и политического момента, мы достигнем того решительного разгрома Германии, которого требуют и интересы России, и русский народ, и наши союзники. Доведя свои стратегические операции на главном театре до этого момента, мы сможем приступить к осуществлению наступательной, константинопольской операции[255].
Имея в виду, что от прелиминарного с Германией мира до заключения общего мира в Европе пройдут месяцы, — мы успеем достаточно подвинуть константинопольскую операцию, раньше чем европейский конгресс окончательно ликвидирует великую европейскую войну, что в данном случае нам и требуется достигнуть.
При уяснении момента трактуемой сейчас стратегической операции необходимо иметь в виду следующее решающее соображение. Все вооруженные силы империи находятся сейчас в распоряжении верховной главной квартиры. Она же, несомненно, не найдет возможным отделить необходимые корпуса для константинопольской операции, пока не достигнет решительного и полного успеха на Западном фронте. Так как никто, кроме нее, не может взять на себя ответственности за исход наших стратегических операций на главном театре, а они ведутся к решительной победе над Германией, то, очевидно, приходится принять в качестве основного условия выполнения константинопольской наступательной операции вышеочерченное общее стратегическое положение на главном театре военных действий.
Но наступит ли в действительности такой блестяще выгодный для союзников стратегический момент?
Если воля правительственных людей Великобритании, России и Франции не ослабнет, то он наступит с полной неизбежностью.
Германия обнаружила в течение этой войны блестящие стратегические преимущества. 70-миллионный германский народ выставил в поле (то есть не считая запасных батальонов, ландштурма и внутренних гарнизонов) 75 корпусов войск. Германская стратегическая сеть железных дорог, система крепостей и вся вообще инженерная подготовка театра войны, будучи несравненно выше нашей, ставит наши военные операции в тяжелые условия; германский стратегический маневр, как убеждает уже большой опыт настоящей войны, весьма искусен — результат высокой стратегической школы в армии. Одним словом, все, в пределах от главнокомандующего группой армий до тактики родов оружия, у них очень хорошо, подготовка же резервов — армий второй и третьей линии — выше нашей и французской подготовки. Тактика родов оружия наша, германская и французская приблизительно равны, и совершенно равны доблесть, стойкость и выносливость солдат. Таким образом, армия Германии имеет блестящие преимущества в области своей подготовки к войне, не уступая, вместе с австрийской, даже численно союзным армиям Франции, Англии и России.
И тем не менее поражение Германии неизбежно, если только воля Тройственного согласия не ослабнет.
В этом случае Германия будет разбита, и самым решительным образом, потому что, во-первых, то напряжение борьбы, которое испытывает Германия (страна в своем целом), является уже предельным, между тем как Франция, а в особенности Россия и Англия далеко не дошли до крайнего своего возможного напряжения; оно может быть значительно увеличено и постепенно растет все больше. Германия не сможет выдержать такого напряжения долго и «сдаст», сдаст в своем целом страна, а также и армия, если союзники перенесут войну в ее пределы, отчего напряжение страны сразу увеличится. По той же причине армии союзников хотя медленно, но непрерывно растут, а германская больше расти не может. Во-вторых, германскому народу и германской армии не хватает морального воодушевления, ибо для них становится ясным, что разбить (сломить) сразу три великие державы не удастся, а в лучшем случае удастся лишь от них отбиться, но из-за этого не стоит воевать, и потому еще, что вина за кровопролитие, несомненно, падает на Германию и Австрию. Но главная причина, вследствие которой поражение Германии неизбежно, это — доказываемая фактами бездарность ее политики и высшей стратегии (стратегии императора): война начата при самой неблагоприятной обстановке, «и одна генеральная (крупная) стратегическая операция не доведена до конца, и нарушен основной принцип военного искусства, принцип сосредоточения сил; громадные силы разбросаны, и ни на одном фронте не достигнуто сосредоточение превосходных сил, но они поделены поровну (45 и 50 корпусов)»[256]. Так нельзя победить ни русских в Польше и Галиции, ни французов в Бельгии и Люксембурге. На стороне союзников гениальная политика и высшая стратегия, имевшая превосходные марнскую и вислянскую операции[257].
Высшая стратегия и политика союзников неизмеримо талантливее, и внутренние рессурсы их несравненно больше: если они не бросят борьбу раньше времени, Германия будет побеждена.
Итак, тот блестящий стратегический момент, который мы выше наметили как исходный для константинопольской кампании, по-видимому, будет иметь место в действительности. Но тогда является другой вопрос: понадобится ли в такой момент наступательная военная кампания против Турецкой империи для достижения намеченной нами политической цели, или, быть может, Турция, убедившись в разгроме Германии, не сочтет возможным бороться с Тройственным согласием и без военной борьбы отдаст им то, что они хотят.
Несмотря на все неравенство сил, Турция добровольно не подчинится решению о ее судьбе России, Англии и Франции, ибо это решение есть не что иное, как расчленение Турецкой империи. Без борьбы никакое турецкое правительство не сможет отдать Константинополя, Проливов и всего остального, что от нее потребуют союзники.
Итак, константинопольская стратегическая операция во всяком случае понадобится.
Эта операция в мирное время нами подготовлена не была. Поэтому теперь очень важно решить, когда может наступить момент ее начала, чтобы ее хорошо подготовить.
Когда может наступить тот момент, что германское военное сопротивление окажется сломанным, сказать теперь, конечно, очень трудно, ибо военные действия представляют собою такого рода стихийно-психологическое явление, относительно которого редко кому удавалось удачно пророчествовать. Можно лишь в самых грубых чертах определить некоторые пределы, дольше которых и скорее которых вряд ли протянется война.
Война с Германией вряд ли протянется больше двух лет, потому что настоящее колоссальное экономическое, военное и нравственное напряжение германские народы вряд ли смогут выдержать дольше 2 лет. Война вряд ли протянется меньше 4–6 месяцев, ибо если даже операции русской и французской армий будут протекать с не меньшим (конечным, общим) успехом, с каким они шли от Марны и Вислы, то до прорыва оборонительных линий Рейна и Одера французам придется сражаться с немцами (говоря в грубых чертах) на теперешних позициях, на линии Мааса и на линии Рейна, а русским — в Польше перед Вислой, на линии крепостей Познань — Краков и на Одере (не считая частных операций), то есть, грубо говоря, даже при удаче каждой союзной армии надо будет сделать три крупных стратегических скачка, выполнить три крупные общие стратегические операции, чтобы очутиться за Рейном и за Одером. А так как общая операция массовой армии (по опыту текущей войны) отнимает 172–2 месяцев времени,
