был убит штабс-ротмистр князь Борис Абашидзе I, тяжело ранены и в полк не вернулись корнеты граф Мусин-Пушкин[445] и Николай Старосельский. Я тогда был легко ранен в руку.
В бою под селом Ак-Манай в Крыму были ранены наши нижегородцы – поручики Михаил Эссен и корнеты Иван Старосельский и Всеволод Исаев II.
После выхода из Крыма к нам присоединились нижегородцы – полковники князь Борис Голицын и Борис Шереметьев, штабс-ротмистр граф Лев Шамборант[446], поручики Константин Сахновский, Василий Гейдер, князь Никита Лобанов-Ростовский[447], корнеты Николай Болдырев, Сергей Кишинский[448], князь Долгорукий, князь Юрий Гагарин[449], Козлов (бывший вахмистр Нижегородского полка) – и прикомандированные – корнет Фрейман, казак-хорунжий Алексей Беднягин[450], корнет Майборода Дагестанского конного полка и поручик Самоваленко из отряда генерала Шкуро.
По возвращении из Польши число наших офицеров в армии генерала Врангеля уменьшилось. В Польше скончался от туберкулеза ротмистр Константин Тускаев. Были убиты корнет князь Долгорукий и корнет Сергей Кишинский. Последний получил разрешение начальства отыскать свою семью в Румынии и был убит румынами на реке Днестре. Ранены были поручик барон Дмитрий Фиркс, поручик Аркадий Столыпин (в ногу), а корнет Иван Старосельский был переведен в лейб-гвардии Конный полк.
Насколько помню, в армии генерала Врангеля, кроме меня, были налицо подполковник С. Львов, братья Лев и Борис Шамборанты, братья Алексей и Леонид (вольноопределяющийся) Маклаковы, Фрейман, хорунжий Беднягин и корнет Люфт[451]. Были, очевидно, и другие, но не могу припомнить, кто.
По словам ротмистра Карцева[452] Тверского полка и нашего нижегородца Ивана Старосельского, в Добровольческой армии воевали следующие офицеры Сводного полка.
16-го Тверского драгунского полка:
– ротмистр Жданко, штабс-ротмистры Сахаров, Карцев, Денисов, поручики Шалонский, Леонов, корнеты Левандовский, Басиев, Вилинский, Юзвинский[453]; прикомандированы: штабс-ротмистры Бенецкий, Повшедный.
18-го Северского драгунского полка:
– полковник Владимир Попов, ротмистры Леонид Ермолов[454], Павел Иванов[455], штабс-ротмистры Харитов[456], Игорь Червинов[457]; прикомандирован Хартулари (из конно-горного артиллерийского дивизиона).
15-го Переяславского драгунского полка:
– полковник Вахвахов[458], подполковник Щастливцев[459], ротмистр Лельевр[460], корнеты Орлов, Балашев[461], прапорщик Тер-Погосов.
Бои под Керчью
Керчь – древняя Пантикапея – расположена в глубине залива. Слева от города – мыс, на котором небольшая деревушка и Брянский завод, а на мысу, что справа, – Керченская крепость. Военного значения она уже давно не имела. Но еще были целы бастионы и разные эскарпы, контрэскарпы и валы.
Старушка крепость стала уютной, обросла травкой и кустами черемухи и сирени. В цветущих кустах – дело было весной 1919 года – заливались соловьи, и «каждый вечер в час назначенный» наши господа офицеры из молодых гуляли вдоль валов с местными сиренами.
Коней у нас тогда еще не было. Одеты и обуты были мы кто как. Младшие офицеры находились на солдатском положении или почти. Старых драгун было мало… Кто же были наши солдаты? Да больше бывшие матросы и солдаты-красноармейцы, либо перебежавшие на нашу сторону, либо из пленных. Много было и разных молодых добровольцев. Особого доверия к солдатам, признаться, у меня не было. Во время ночных обходов я избегал идти первым и всегда имел за спиной верного человека.
События вскоре подтвердили мою настороженность. Коренной нижегородец, полковой наездник Воронов был захвачен в плен большевиками; притворившись человеком левых взглядов, он постепенно вошел в их доверие, недели через три бежал. Вернувшись к нам в полк, он доложил, что среди наших солдат уже существует ячейка заговорщиков, готовящихся перебить офицеров. Воронов даже назвал некоторые фамилии… Своих ребят мы тогда еще мало знали, и лишь со временем плевелы были отделены от зерна.
Вокруг города были знаменитые Керченские каменоломни. Это своего рода подземный город с широкими галереями-улицами, перекрестками и площадями. Из этого лабиринта, из этих катакомб добывался ранее легкий, но прочный строительный камень. Теперь в каменоломнях скрывались выбитые из города красные – большевики-матросы Черноморского флота, а также рабочие, дезертиры и просто уголовники. Мы были наверху и следили за выходами из этого лабиринта. Они же жили внизу своей кротиной жизнью. У них были запасы и оружие. У нас все это тоже было, но были еще солнце, небо и море…
Некоторые неизвестные нам галереи выходили в пригороды и села, и у красных этим путем были связи с жителями. Главные выходы охранялись нами денно и нощно, но на все выходы у нас не хватало людей. Красные делали вылазки. Раз даже под вечер прорвались в конном строю мимо одной нашей заставы, так как у них были и кони, правда, немного…
Оставалось взрывами завалить выходы из галерей. Достали бочки с мелинитом, похожим на желтый серный порошок. Мелинит плохо взрывается, и, чтобы его «разбудить», нужен динамит. Этим делом занялась наша подрывная команда, и вскоре почти все выходы были завалены. Почти, да не все… Перестрелки продолжались, и однажды пулей в глаз был убит сапер капитан Червинов.
Не полностью удовлетворительным оказался и главный взрыв. При свете факелов наши драгуны вкатили двенадцать бочек мелинита, провели бикфордовы шнуры… А мы снаружи смотрели на часы и считали минуты. Глухой гром и дым вырвались из галереи. Внутри произошли обвалы и образовались трещины. Но большевикам все же удалось выбраться через боковые галереи.
Однако эти взрывы действовали на нервы красным. Да и само житье в полумраке и боязнь быть заживо похороненными доводили некоторых из них до отчаяния. Об этом слышали мы от пленных…
Я часто бывал в галереях и раз после очередного взрыва был спущен на веревке. За мной спустилось несколько охотников с факелами. Долго и бесшумно шли мы по мягкой пыли среди гробовой тишины. Оставив людей за углом, я прокрался в темноте вперед, держась за стену до следующего поворота. Заглянул за угол: нечто вроде окопа и тусклый фонарь на шесте – их аванпост… Продолжать далее разведку нам не было предписано, да и ручных гранат мы с собой не захватили. Повернулись и бесшумно ушли.
Помню перестрелку около крепости. Барон Фиркс лично бил из пулемета. Рядом со мной в цепи лежал солдат, который вскоре получил пулю около уха. Он стонал, и я его оттащил за куст, где он и умер. Фамилия его была Предвечный.
Однажды под утро нас в крепости разбудила орудийная пальба. Было еще темно, но видно, как с наших и английских военных судов пускали ослепительно белые ракеты и били из морских орудий по траншеям, в которых засели большевики. Слышна была и пулеметная трескотня…
