я, конечно, не могу этого помнить. Но есть у меня подспудная
уверенность, что я появился на свет прямо на улице, где-нибудь под
забором, на безымянной улочке трущобного квартала. Было это в вольном
городе Виддене — это довольно далеко отсюда… Моя мать, наверное,
вскоре умерла, а может быть, просто бросила меня, как лишнюю обузу.
Кто-то, очевидно, все же подкармливал меня, раз я не умер, но я ничего
об этом не помню. Мое первое воспоминание относится, должно быть, годам
к трем или четырем. Я голоден, но это мне не внове, потому что я голоден
всегда. Однако на сей раз я чувствую умопомрачительно вкусный запах,
каких не бывает в моих трущобах. Должно быть, я забрел в другую часть
города. И я иду на этот запах, иду, кажется, через целый квартал — меня
чуть не сшибают колеса повозки, вокруг меня шагают ноги в блестящих
сапогах и башмаках с пряжками, одна из них брезгливо отпинывает меня в
сторону со своего пути, но я поднимаюсь и иду дальше, пока не упираюсь в
высокую дверь. Я не достаю до ручки, но тут кто-то выходит изнутри, едва
не сбив меня, и я проскакиваю в щель. Вокруг пахнет так, что мне
кажется, будто я попал в рай. Хотя рай — это, наверное, уже более
поздняя ассоциация, тогда я вряд ли знал это слово… Запах не один, их
много, они сочатся с высоких полок, один вкуснее другого. Но путь к ним
преграждает огромный жирный человек. Он делает шаг ко мне. Его брюхо
нависает надо мной, словно набрякшая грозовая туча, застя потолок. За
этим брюхом я даже не вижу снизу его лица. Но я протягиваю руку и
говорю, как меня учили (кто учил? уже не помню): "Добрый господин,
подайте немножко покушать!" В ответ оттуда, из-за брюха, словно небесный
гром или глас самогО разгневанного бога, раздается рев: "Пошел прочь,
грязный попрошайка, пока я не спустил собаку!!!" Этот голос наполняет
меня таким ужасом — даже не слова, а голос как таковой — что я, не помня
себя, бегу прочь, с легкостью вышибая тяжелую дверь — она открывалась
наружу — и мчусь дальше по улице, вглубь незнакомого района, пока не
падаю, поскользнувшись на какой-то грязи и расшибая себе лоб о
булыжник… Можно сказать, что таково мое первое впечатление от этого
мира. Нет, конечно, не все были, как тот лавочник. Кто-то что-то
подавал, что-то я сам находил среди мусора, дотянув, таким образом, лет
до шести или семи — я ведь так и не знаю точно своего возраста. Словом,
до того времени, когда рост уже позволял мне стянуть какую-нибудь еду с
прилавка. Это было куда выгодней, чем просить — хотя, конечно, и куда
опаснее. Из лавок таких, как я, разумеется, прогоняли сразу — а вот
рыночная площадь, особенно при большом скоплении народа, предоставляла
шанс. Но, если бы меня поймали, избили бы до полусмерти — а то и не до
"полу-". Много ли ребенку надо? Один хороший удар подкованным сапогом,
особенно если по голове упавшему… Один раз я видел, как такое
случилось с таким же воришкой. Они не сразу поняли, что он уже мертв, и
все продолжали его пинать. Потом разошлись, сплевывая и ругаясь, оставив
труп на мостовой. Особенно возмущался торговец, ставший жертвой
воровства — мальчишка не просто стянул у него гирлянду сосисок, но и
успел одну из них надкусить, нанеся тем самым почтенному негоцианту
невосполнимый ущерб в целых полтора хеллера… Кстати, это не были
голодные годы. Это были времена, которые ныне принято считать золотым
веком — царствование последнего императора… Но мне везло. Наверное,
потому, что я был очень осторожен и расчетлив. Однако никакое везение не
длится вечно. Меня заметили и за мной погнались — целой толпой, как это
у людей водится. И, конечно, догнали бы. Но я заметил двоих мальчишек,
на пару лет старше меня, подававших мне знаки из переулка. Я помчался
туда. Там была щель между домами — такая узкая, что взрослому не
протиснуться, да и ребенку-то непросто. Они буквально впихнули меня в
эту щель, где я еле мог дышать, а затем криками "вон он, вон! держи!"
направили погоню по ложному следу. Когда опасность миновала, они помогли
мне выбраться. А дальше, как водится, объявили, что помощь была не
бесплатной, и что, во-первых, я должен отдать им свою добычу, потому что
без разрешения промышлял на их территории (это был настоящий медовый
пряник размером больше ладони и ценой в шесть хеллеров, один из лучших
моих трофеев — правда, они милостиво разрешили мне откусить от него один
раз), а во-вторых, отныне я буду работать на них. Разумеется, очень
быстро выяснилось, что последнее заявление было явным преувеличением -
во главе воровской шайки, членом которой я стал, стояли вовсе не они.
Вся шайка состояла из детей не старше двенадцати лет, но главарем у нее
был взрослый. Такой неопрятный сутулый старикашка с длинными сальными
волосами вокруг плеши. Мы должны были звать его "мастер". Он корчил из
себя "мастера воровского цеха", а мы были вроде как ученики и
подмастерья, которых он обучает воровским премудростям. В качестве платы
за науку мы, естественно, должны были отдавать ему все, что добывали в
ходе "практических занятий" — утаить добычу было невозможно, свои же
товарищи тут же донесли бы мастеру — а он, в свою очередь, давал нам еду
и кое-что из одежды. У нас было даже несколько довольно дорогих костюмов
разного размера, но они не принадлежали никому персонально — это была
специальная одежда, чтобы "работать" в богатых кварталах, не вызывая
подозрений, и надевали ее, только отправляясь на такое дело. Мне,
правда, в таком пощеголять так и не довелось — и, может, оно и к
лучшему: один мальчик как-то порвал рукав такого костюма, так мастер
избил его ремнем так, что тот потом неделю не мог сидеть… Надо
сказать, организация подобной шайки — дело чертовски выгодное. Маленький
ребенок вызывает меньше подозрений, способен пробираться туда, куда
взрослому не пролезть чисто физически, ему легче спрятаться, а если его
поймают, то даже не посадят в тюрьму — просто отлупят и все, что
возьмешь с ребенка? В то время как сам мастер ровно ничем не рисковал -
он ведь никогда не выходил на дело, и даже краденое сбывал не сам, а
через старших мальчишек, доставлявших товар скупщикам. Хотя, конечно,
некогда он изучил воровское ремесло на личном опыте, иначе не смог бы
давать уроки нам… Несерьезные кражи еды с рынка мастера, конечно, не
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
