из собственного фонда Массмедийкина, и его же штат был ответственным за демонстрацию видео, я поняла, что надо действовать через Алевтину. Еще на банкете стало ясно, что телевизионная зависимость ее угнетает. Связавшись с ней по телефону, я условилась о встрече в небольшом, малолюдном кафе.
Я была настроена получить информацию во что бы то ни стало.
«Аля!» — обратилась я к ней по-дружески, — ты должна подумать о своем моральном здоровье. Давай говорить прямо — ты немолодая, уставшая женщина, и тебе не к лицу сидеть на телевизионной властной игле, даже у самого влиятельного человека в нашем городе. Пора подумать о вечном! Я помню, как ты откровенничала со мной по телефону… И сейчас я готова протянуть тебе руку помощи. У меня есть замечательные врачи, они лечат телезависимость. Я могу тебя с ними познакомить. Но прежде, чем встретиться с ними, ты должна продемонстрировать свою внутреннюю зрелость, совершить поступок, который поставит крест на твоей телевизионной карьере. Взамен ты получишь нечто гораздо более ценное — свою внутреннюю жизнь, и она привлечет к тебе друзей. Если ты готова, я расскажу тебе, что ты должна сделать».
Обалдевшая от такого откровенного обращения, Алевтина смотрела на меня вытаращенными от удивления и неверия глазами. Я поняла, как непросто ей довериться кому-либо. Она давно была женщиной-функцией для всех, на кого работала. И теперь я должна была убедить ее в своей искренности.
«Аля, я наблюдала за тобой на банкете, — продолжила я как можно мягче. — Ты долго не протянешь в таком ритме. Я вижу, что ты пьешь по ночам. Это единственное, что помогает тебе забыться после тяжелого рабочего дня. Ты страдаешь от одиночества, и я слышу, как ты разговариваешь сама с собой. Я не подслушиваю тебя, я тебя слышу сердцем. Есть такое свойство у некоторых людей. Ты тоже можешь этому научиться. Тебе предлагается шанс изменить свою жизнь. Помоги другим, и ты тоже получишь помощь».
После моего очередного монолога, Алевтина заказала бокал белого вина и, сделав первый глоток, заговорила.
«Все равно, хуже, чем сейчас, мне уже не будет, — она опустила голову. — Чем я могу помочь? Пригласить на презентацию или познакомить с Главным?» Она оглянулась — не подслушивает ли нас кто-то из официантов. Рядом никого не было.
«Нет, Аля, те, кто ждет твоей помощи, не нуждаются в знакомстве с Главным. Наоборот, они его сторонятся. Я хочу, чтобы ты сказала, кто из фонда отвечает за показ видеоматериалов на площади? С этим человеком ты должна познакомить моих друзей».
Алевтина удивленно подняла брови, — видимо, она ожидала чего-то более серьезного. И как-то радостно и быстро согласилась: «Пожалуйста. Могу вас с ним свести. Этому балбесу, может, вы мозги вправите Кроме кнопок и аппаратуры, ничего в голове нет. Парень добрый, но пафоса много. Просит его Жоржем называть. А я ни в какую — Жорик, и все!» — ухмыльнулась она.
Я наконец вздохнула с облегчением.
«Хорошо, тебе в течение часа позвонят, и ты сегодня же познакомишь нас с этим человеком, договорились?» Алевтина с готовностью кивнула.
«Спасибо, Аля, — сказала я, прощаясь. — После праздника я помогу тебе с врачами. А может, они сами тебя найдут».
Не до конца понимая, в чем собственно, ее заслуга, Алевтина ушла с чувством выполненного долга. Это было видно по ее распрямившейся спине и бодрому шагу.
Как только она скрылась, я набрала Мандарину и передала ей всю информацию. Она приняла ее хладнокровно, без лишних восторгов: «На встречу пойдет Телеповар! Лицо узнаваемое. Передача шла каждый день. Ему проще будет договориться».
В самый канун праздника, когда ничего уже нельзя было исправить, Телеповар преподнес «сюрприз».
Как выяснилось, по дороге на встречу с видеоинженером он так волновался, что оставил кассету с фильмом в такси. Ему пришлось взять исходники, из которых монтировался фильм, и передать их только на следующий день. Два дня он мучился угрызениями совести, но в последний момент все рассказал. И с горя напился. В результате никто из нас не знал, что и в какой последовательности будет показано. Была и хорошая новость — он смог убедить видеоинженера Жоржа, что тот должен смонтировать капустник, который хотят преподнести юбиляру его коллеги.
Засыпая той ночью, я шептала в темноту: «Лиза, завтра он тебя увидит и почувствует твою боль!» И еще думала о Потапке: рано утром его надо было оставить у Мандарины, в ее домашнем питомнике. Домработница за всеми котами присмотрит. А ему будет веселей, пока взрослые пойдут на задание.
Глава 37. «Сороковой день. Шоу на площади»
В свой праздничный день город оделся в шарики. Они летали высоко в синем безоблачном небе, зависали на проводах и ветках. Гирляндами из шариков было украшено все вокруг — магазины, школы, жилые здания и даже фонарные столбы. Шарики несли в руках многочисленные прохожие. Их раздавали бесплатно молодые люди в униформе. И на всех этих шариках улыбался свежеизбранный юбиляр — залетал ли он в открытую форточку, или покоился на телеантенне. Конечно, был объявлен выходной. Народ гулял с самого утра по центральным улицам, на которых по случаю праздника, было перекрыто движение. Отовсюду слышались детские свистелки, дудочки, губные гармошки. То тут, то там плясали самые развеселившиеся. К пяти часам громкоговорители стали оповещать граждан о начинающемся через час шоу. Толпа дружно потекла в сторону центра, на площадь.
Даже милиция сегодня была в приподнятом настроении, несмотря на то, что для нее это был рабочий день, более того, — день повышенного контроля. Правда, хулиганы из города были вывезены вместе с бомжами и алкоголиками — осталась только самая образцовая публика, что сразу бросалось в глаза
