но потом встали, как вкопанные, не в силах оторвать глаз от лежащего на земле Массмедийкина. Ему пощупали пульс.
Заработала рация, стали вызывать скорую.
Но вдруг он подал признаки жизни. Зашевелился. И начал подниматься. «Никто не нужен… я сам!» — произнес он членораздельно. Он медленно сел. Схватился рукой за голову. Поморщился. Заметил лежащего рядом человека. Сделал знак охране, чтобы они унесли потерпевшего.
Музыка давно смолкла, внимание всех было приковано к пятачку, на котором находился Массмедийкин. Он захотел встать и пройти на сцену. Его осторожно повели, придерживая под руки. Оказавшись у микрофона, он долго смотрел на толпу, собравшуюся на площади. Вглядывался в лица. Потом осмотрелся по сторонами увидев артистов и весь свой штат, брезгливо поморщился. Казалось, он пытался вспомнить, где находится и по какому поводу. Ему все еще трудно было говорить. Конферансье, выйдя из охватившего их ступора, решили помочь: «Слово юбиляру!» — обратились они к зрителям в свои микрофоны. Услышав, что его назвали юбиляром, Массмедийкин прикрыл лицо рукой.
«Кажется, случилось!» — сдерживая радость, зашептала я Мандарине и протянула ей руку. Она приложила палец к губам.
Но вот он собрался с мыслями и обратился ко всем:
«Учителя говорили: главное уметь резать. И я резал. Я делал дубль за дублем, стремясь получить лучший. Я мечтал снять фильм для вечности… на юбилей ожидали инопланетян, а что им показать? Нам нечего показать инопланетянам… да и не надо…
Я так устал… хочется чего-нибудь натурального… хочется тишины. Не смотрите на экран в поисках ответа.
Лучше смотрите туда! — он указал на небо. Смотрите туда — там мерцают и падают звездочки, выходит и прячется Луна…»
Все стояли, подняв головы вверх. Массмедийкин приобрел дар красноречия и увлекал толпу за своим воображением, как поэт, как маг.
«Посмотрите, как красиво это небо над головой, — продолжал свою речь Массмедийкин, — это настоящий, живой экран. Давайте помолчим и загадаем желание, как в детстве».
Как только он произнес эти слова, на небе вспыхнула зарница. Где-то далеко в городе звучала флейта и пел Градский. «В полях под снегом и дождем, мой милый друг, мой бедный друг…»
В толпе кто-то зарыдал. И под аккомпанемент флейты и одинокого плача на небе, как на большом экране, проступил образ Лизы. Она плыла по ночным облакам, босоногая, излучающая чистый свет…
Зрители решили, что шоу продолжается и настала пора спецэффектов. Зааплодировали.
Массмедийкин не слышал аплодисментов, он смотрел на явление в небесах и не понимал: неужели он сам вызвал, набормотал себе эту женщину? Или кто-то другой, владевший большими средствами, смог организовать такой аттракцион… Он присмотрелся к знакомому лицу и вдруг узнал ее: это же Лиза, его Лиза, попала на такой большой экран!
«Лиза, девочка моя», — прошептал он. «Это моя детка, это Лиза!» — принялся объяснять он стоящим рядом охранниками. Но они его не слушали, продолжая наблюдать природные аномалии… Тогда он бросил их, сделал шаг, другой, чтобы остаться с ней наедине.
«Лиза, — сказал он кротко, — я так скучал по тебе… Что ты делала все это время? Снималась? Кто этот режиссер? Кто снял это кино?»
Лиза слушала его и молчала.
«Лизочка, — произнес он ласково, — я… я дурак, никогда не говорил тебе, ты… ты самое прекрасное, что я когда-нибудь видел… Веришь?»
Она улыбнулась ему и стала удаляться, поднимаясь все выше.
Он испугался и побежал за ней по авансцене: «Не покидай меня. Будем стареть вместе… будем болеть вместе… я умираю от любви, Лиза!»
Но Лиза его уже не слышала. Она исчезла.
Он остановился, постоял еще мгновение, глядя в небо, и вдруг обмяк всем телом, будто разом что-то лопнуло у него внутри… Потом медленно повернулся к стоящим на площади, зашатался и рухнул.
Я схватила Винни за руку и потащила за собой: «Он сейчас умрет, я не хотела этого! Идем к нему!»
Пока мы протискивались сквозь толпу, в атмосфере стало твориться что-то невероятное: небо налилось свинцом, откуда-то прилетел ураганный ветер. Он поднял на воздух праздничную мишуру сорвал плакаты и листья с деревьев, повалил часть декораций. Перепуганные артисты и зрители забегали, засуетились в поисках укрытия. Когда мы добрались наконец до сцены, на ней уже никого не было.
Винни запрыгнул первым и с трудом удерживаясь на ногах под порывами ветра, протянул мне руку. Не успела я вскарабкаться, как грянул гром. Гигантская молния расколола небо на две половины и вонзилась в землю. Я оглянулась — молния сверкнула еще раз и ослепила меня своей вспышкой.
«Стоп, снято!» — зазвучал надо мной чей- то голос. Наступила полная темнота. И все исчезло.
Не знаю точно, сколько времени прошло, пока я смогла различать какие-то силуэты.
«Эй!» — позвала я Винни. «Что?» — отозвался он откуда-то сверху. Я пригляделась и увидела его сидящим на чем-то большом и круглом, похожем на Луну. «Где мы?» — спросила я его. Но он не ответил. «Ты что там делаешь?» — крикнула я. «Ползи сюда, здесь очень удобно!» — ответил Винни, устраиваясь. Я поползла. Там оказалось и правда очень удобно. Но страшно. «Я боюсь!» — честно призналась я.
«Чего? Я уже здесь!» — сказал чей-то голос. Это не был Винни. Это был кто-то третий.
«Эй, кто там? Богородский?» Я прислушалась.
Никто не отвечал.
Я снова повторила: «Эй, Богородский… Бого…» Не успела я договорить, как кто-то вздохнул.
«Бог…» — начала было я и замолчала.
Прошло
