и Меченого, который, хоть и не мертв, но все же свергнут, его взяла в оборот какая-то вонючая психопатка. Нет. Такого просто не может быть.
На щеках работорговца задвигались желваки.
Она смотрела на него в упор, не мигая, уверено, нагло, вызывающе. Смотрела так, как смотрят люди, в которых нет страха. По опыту он знал, что страха не испытывают лишь безумцы и те, кому уже нечего терять, те, кто пережил столько боли, сколько другой не вынес бы.
Батиста скользнул взглядом по грязному лицу молодой еще женщины. Кем была она? Сумасшедшей или той, чья душа уже давно умерла? Он снова посмотрел в ее зеленые глаза. Сейчас в них не было ничего, кроме холода. Холода и нерушимой непоколебимости. И он подумал, вероятнее всего, она была и той и другой — мертвой и сумасшедшей. Две крайности в одном флаконе, взрывоопасная смесь под человеческой оболочкой, и только одному черту известно насколько это безумие было сильно в ней? Настолько, что она исполнит обещанное прямо здесь и прямо сейчас, не моргнув и глазом?
Совершенно неожиданно для себя он спросил:
— И что, ты так просто отпустишь Сола? После того, как добьешься того, что тебе нужно?
Она помедлила с ответом, видимо, обдумывая сказанное, и, наконец, спросила в свою очередь:
— Все зависит от того, в каких вы в действительности отношениях с братом?
— Он больной сукин сын, и я ненавижу его, но… он мой брат. Учти это, когда будешь отвечать на вопрос.
— Вижу, у вас все сложно. Что ж, врать не буду, как только я найду заказчика я дам Солу шанс побороться за свою жизнь, но я не оставлю его в покое.
Батиста хмыкнул.
— И много там фамилий в этом твоем Черном списке?
Она пожала плечами.
— Причина должна быть очень весомой, раз ты решила убрать этих людей, — Батиста помрачнел. — Надо же, детка, а я и не знал, какая ты… знал бы, прикончил бы на том острове.
— Если хочешь, можешь попытаться спасти Сола. Потом. Сейчас я его и пальцем не трону. Даю слово.
Он едва заметно кивнул, видимо, все-таки решившись:
— Предположим, я соглашусь, что требуется от меня?
Она откинулась на спинку кресла, напряжение покинуло ее, так, словно этого «предположим» и не прозвучало, словно он уже дал свой утвердительный ответ. Дал свое слово.
— Сущий пустяк, — ответила женщина, — две ночи передышки и один звонок. Это все, что мне нужно.
* * *
Где-то во Внутреннем мире
В душной комнатке, пропахшей алкоголем, куревом и потом, сейчас было тихо.
Свет от одной единственной лампы, висевшей под потолком, выхватывал из темноты двух человек, сидевших в центре комнатки и молчавших.
В руках у одного был нож, с губ второго стекала кровь. Первый терпеливо ждал, второй сидел, низко опустив голову. Первый был свободен, второй связан.
Час. Два. Двадцать четыре. Какая разница. Время не имело значение. Сколько бы они не держались, они все равно раскалывались. Этот оказался крепким. Матерый вояка. Награжденный боевой офицер. Побывавший в плену. Не понаслышке знающий, что такое боль.
Тем интереснее.
Нож в его руке продолжал плавно танцевать, повинуясь виртуозным движениям его пальцев. Когда-то они с братом, будучи еще детьми, развлекались метанием ножей в еще живых змей, прибитых к ограде каким-нибудь ржавым гвоздем. Им нравилось то, с какой силой лезвие врезалось в дерево, разрезало извивающее тело ползучей твари, нравилось, как оно со свистом рассекало раскаленный воздух, вращаясь в
полете, казалось, бесчисленное количество раз, прежде чем попадало в цель. И так было раз за разом, до тех пор, пока тельце, истекающее кровью, не переставало извиваться. Пока крохотное сердце не переставало биться.
До чего же живучими были эти твари. Куда более живучие, чем люди.
Куда более заслуживающие жизни.
Лязгнувшая дверь, а за ней и неторопливые шаги, заставили его вынырнуть из бездны мыслей.
Подошедший встал рядом и протянул ему радиотелефон.
Он взял молча. Поднес к уху, уловив слабое потрескивание.
Откуда бы ни звонил тот, кто желал побеседовать с ним, он был очень далеко. Так далеко, что, казалось, их разделяли миллионы световых лет.
— Я слушаю, — его хриплый голос наполнил комнатушку какой-то невыносимой жутью. Голос как у восставшего из могилы мертвеца. Старая рана, не дававшая говорить нормально.
Треск. Шум.
В ответ прозвучало какое-то шипение.
Он прислушался.
Кто-то настойчиво пытался докричаться до него.
Кто-то или что-то.
— Вас не слышно… кто…
— Гарри…
Пальцы, прокручивающие нож, замерли. И не только они.
Сердце в очередной раз глухо стукнуло и… словно остановилось. Этот голос.
— Кто это?
Снова шипение и треск.
— Гарри, это я…
Он медленно поднялся со стула, вышел из круга света. Погрузился в темноту. Помедлил и осторожно произнес:
— Гюрза?
— Да, Гарри… — ее голос был сиплым, почти как у него, словно принадлежал не ей.
— Слава Богу… я думала, что никогда больше не услышу тебя… Гарри…
— Где ты, девочка моя?
— Во Внешнем мире. Юго-Восточной Азии…
Он молчал.
А если не она? Если это чья-то злая шутка?
— Мне нужна помощь, Гарри… прошу тебя… я почти нашла его… нашла ублюдка, который их убил… нашла его… умоляю, Гарри…
Он кивнул.
— Спокойно, детка. Не спеши, расскажи все по порядку. Не бойся, все будет хорошо. Теперь я знаю, что ты жива. Я приеду за тобой, Анна, я приеду…
Глава 15. Танец смерти
Проведя ладонью по стеклу, она посмотрела на свое отражение в зеркале и нахмурилась. Грязь, пот и кровь были смыты, но не усталость, избавиться от которой было не так — то просто.
Покрутив головой из стороны в сторону, Гюрза равнодушно оглядела ссадины и синяки на лице, перевела взгляд на порванную мочку левого уха и только тут скривилась при воспоминании о том, как заработала это увечье. Далеко не самое серьезное, но очень неприятное.
Взгляд метнулся к руке, на которой красовалась совсем свежая борозда от пули. Чуть левее, и она надолго бы лишилась способности двигать рукой. Лечившая ее девчонка, знала толк в таких вещах. Черт его знает, что она там применяла, лекарства, травы или какую-нибудь местную магию, но выглядела рана далеко не так неприятно, как по идее должна была бы.
Женщина оглядела себя обнаженную в зеркале, отмечая все старые и новые шрамы на своем теле, и подумала, что самый большой и отвратительный сокрыт от ее взора. Он спрятан глубоко внутри. Незаживающий, кровоточащий и гноящийся…
Она передернула плечами, покачала головой и снова взглянула на свое отражение. Ничего не скажешь,
