окончательно вывел из себя Евтихиса. Чтобы сломить упрямство Мэри, он схватил ее за волосы и резко откинул ей голову назад.
— Ты сейчас же скажешь мне все! — неистово закричал он.
Ее голова с каштановыми кудряшками упала на подушку.
— Говори, — приказал он.
— Той правды, что ты требуешь, нет, — прошептала она устало. — Не жди, все равно ничего больше не услышишь.
— Что вы делали в Дафни?
— Погуляли и поехали обратно.
Евтихис изо всех сил потряс ее за плечи. Потом ей на голову обрушился град ударов, словно правду можно было выбить. Мэри не сопротивлялась, она точно не ощущала побоев.
— Что было в Дафни?
— Зачем я тебе буду говорить, раз ты мне не веришь?
Он залепил ей две увесистых пощечины, но Мэри даже не открыла глаз — она казалась совершенно бесчувственной. У ворот продолжал тарахтеть мотоцикл.
— Говори, а то я выдеру тебе все волосы. Сейчас я позову его сюда.
— Делай что хочешь, мне все равно, — упрямо твердила Мэри.
Он еще раз ударил ее по щеке и взвыл от ярости, увидев, что она продолжает неподвижно лежать, как куль с мукой. Что бы еще сделать с ней? Приставив рот к самому ее уху, он истошно закричал:
— Что было в Дафни? Ты скажешь мне, наконец?
Она даже не шевельнулась. Евтихис тряхнул кровать, Мэри ударилась о спинку, вздрогнула всем телом и опять застыла в неподвижности.
— Говори, ты лежала с ним под деревьями?
— Да, — неожиданно сказала с удивительной легкостью Мэри.
— Сколько раз?
— Много, не помню сколько…
— Рассказывай все с самого начала. Признавайся во всем!
Мэри закашлялась, точно ее душило что-то.
— Ты хочешь знать, что было в лесу? То, что бывает обычно, когда парочки устраиваются под деревьями, — проговорила она с расстановкой, закрыв глаза. И потом твердо добавила: — Да, я, Мэри, ездила…
— Но почему ты не сказала мне об этом раньше? — спросил пораженный Евтихис.
— Чтобы потом поиздеваться над тобой. Я ведь подлая. Ну вот, я сказала тебе все, что ты хотел. Призналась… Но, вместо того чтобы мучить меня, — добавила она, — почему бы тебе не поискать на полу деньги? Их же не хватает.
Евтихис почесал затылок и в замешательстве стал ходить босиком по комнате. Потом он сел в ногах кровати и долго смотрел на Мэри. Казалось, она, облегчив душу, спит глубоким сном.
— Я считал, Мэри, что ты хорошо обдумала, что значит прожить жизнь с человеком…
Он пересел на середину кровати, наблюдая за Мэри. Опустил голову и вдруг увидел свои грязные ноги. Он быстро сунул их под кровать. У него было столько хлопот, что он не успел даже помыться. Впрочем, в первую брачную ночь всегда темно, никто не смотрит друг другу на пятки. Не видела ли Мэри его грязные ноги, когда он ползал по полу? Наклонившись над ней, он с недоумением и любопытством изучал ее лицо, пытаясь понять, как могла так быстро измениться девушка, которую он прежде целовал украдкой в темных углах.
— Мэри, открой глаза. Давай поговорим.
— О чем? Разве мы уже не переговорили обо всем?
— Не спи, я расскажу тебе одну историю, чтобы ты поняла, с кем имеешь дело…
— К чему сейчас какие-то истории? — спросила Мэри. — Погаси свет, мотоцикл уехал…
— И правда, уехал! А я и не заметил, у меня до сих пор шум в ушах стоит….
Он укрыл ее одеялом. Пальцы у нее были ледяные. Веки по-прежнему сомкнуты.
— Видишь ли, Мэри, — заговорил опять Евтихис, — я рос в годы оккупации…
— Не надо сейчас никаких историй, — взмолилась она.
— Да, ты права. Я даже забыл, что хотел тебе рассказать… А ты когда-нибудь расскажешь мне свою историю?
— У меня ее нет, — ответила Мэри, пожимая плечами.
Евтихис долго не сводил с нее пристального взгляда. Точно искал глазами в ящике, полном всякой всячины, необходимые детали, чтобы собрать из них что-то…
Мэри встала, закутавшись в простыню, и погасила свет. В темноте она расплакалась, обняла его, прижалась к нему всем телом и заговорила прерывающимся голосом, с трудом сдерживая рыдания:
— У меня нет никакой истории, правда же. Я твоя жена. Что тебе еще надо?
— Хорошо, мы потом потолкуем об этом… А сейчас успокойся, — сказал Евтихис холодно.
Картонные коробки расставлены в строгом порядке, как на складе.
— Начало положено, — пробормотал Андонис.
Вангелия хотела передвинуть одну из коробок, но она выскользнула у нее из рук, и банки рассыпались по полу. Андонис бросил на жену сердитый взгляд, подозревая, что мысли ее все еще заняты ребенком. И, чтобы показать ей, что в этой работе самое главное — ловкость, он яростно схватил сразу две коробки и водрузил их на самый верх, точно долгие годы проработал грузчиком. «Вся моя жизнь теперь в этих консервах».
Когда Андонис поставил рядом со своей кроватью последнюю коробку, он сплюнул на пол, чтобы избавиться от вкуса горечи и пыли во рту, обвел мутным взглядом комнату и подвернул рукава, собираясь идти умываться.
Теперь им уже не о чем было говорить. Вангелия потихоньку спрятала разорванную детскую кофточку в карман. Чтобы отстоять ребенка, ей придется выдержать серьезную борьбу.
Андонис вошел в кухню и налил полный таз воды. Вангелии показалось, что сегодня ноги у него стали короче, а спина более широкой и сутулой. Он окунул в таз руки, и вода замутилась от грязи и крови, которая до сих пор сочилась у него из пальцев. Металлическая лента резала, как бритва. Он поспешно выплеснул воду из таза. Но Вангелия успела заметить следы крови.
Вернувшись в комнату, он сказал ей:
— Ты должна всей душой полюбить эти консервы… Они — нечто вроде фундамента нашей жизни. В этих картонных коробках моя репутация и все надежды… — И чтобы избавиться от ее испытующего взгляда, он остановился перед ней и сказал решительно: — Я должен признаться, Вангелия, что вводил тебя в заблуждение, обманывал тебя, как торговца на рынке, у которого хотел получить товар в кредит и подешевле.
— А что ты получил у меня?
— В этом я не могу тебе признаться. Ты лишишь меня кредита, а у меня нет ни драхмы, чтобы расплатиться наличными. Я обманывал тебя, вот и все.
— Ты мне не сказал ничего нового, я знала это, — ответила Вангелия.
— Как? Не может быть…
— Открой чемодан, — попросила она.
— Но там ничего нет…
— Я уверена, что белье, которое ты брал с собой, осталось чистым, даже не смятым. Открой…
Андонис не двинулся с места, но и Вангелия не настаивала больше.
— Ты догадалась об этом, потому что