заняться его делом. «Нелегко, когда тебя считают молодцом, но еще хуже, когда тебя совсем ни во что не ставят». Значит, они в него верят. «Может быть, Андонис сказал это просто так, лишь бы что-то сказать, чтобы доставить удовольствие моему отцу или отделаться от него?» Нет, Андонис всегда был искренним и, если брался за какое-нибудь дело, доводил его до конца. Он переносил в чемодане оружие, ловко минуя патруль, участвовал в забастовках и выступал на собраниях. «Почему теперь он так груб, да еще с женой, и не хочет иметь ребенка?»
Газета, которую держит в руках Ангелос, еще только серый лист бумаги, капкан, приготовленный для первых солнечных лучей. Поскрипывание ставень, шаги в соседних дворах и еще какие-то неясные шорохи — это город, готовящийся начать новый день. Андониса больше не слышно, он, наверно, углубился в работу. «Я мог бы помочь ему считать, — подумал Ангелос. — Я трудился бы не покладая рук и еще был бы ему благодарен. Нет, нельзя, режим в этой странной тюрьме строгий, а Статис оказался самым жестоким тюремщиком».
«До каких же пор это будет продолжаться? — обратился Ангелос с немым вопросом к тихой комнате. — Пока я не установлю, в чем моя ошибка», — ответил он сам себе.
Ты помнишь того коротышку, преподавателя физики? Он рассказывал нам, что Ньютон дни и ночи сидел над одним и тем же вычислением. Только на восьмой год он убедился, что по прошествии двух лет с определенного момента он пошел по неверному пути. Шесть лет пропали даром. Он отложил в сторону исписанную бумагу и начал все сначала… Теперь подобные расчеты делаются за несколько часов с помощью электронной машины. «Я не вел записей и потому не могу найти свою ошибку, а следовательно, и не могу извлечь пользу из прогресса в технике». А техника — это не разум машин, это знание, присущее мозгу и рукам человека, который использует физические и общественные свойства предметов, чтобы предметы и знание превратились в машину, инструмент, теорему… Но все это только условие какой-нибудь задачи. Это только идея. Опытные мастера передают свой метод, нечто полезное последующим поколениям. До сих пор нет метода изоляции человека от общества. Существует метод строительства, торговли, ведения войны, даже тоски и отчаяния. «Ко мне все это не применимо; я не виноват в том, что попал в такое положение, я не был малодушен. В середине атомного века смешно говорить об отдельной личности. Я не могу решить свою задачу, потому что мне не удалось узнать ее условие. Какое же это условие?» И, задумавшись, Ангелос стал теребить свою густую бороду.
В горах он познакомился с одним добродушным человеком, неисправимым оптимистом. «Через две недели мы вступим в Афины», — твердил тот. Все посмеивались над ним, прошло уже полтора года, а он упорно стоял на своем: «Не понимаю, чего вы смеетесь, говорю вам, через две недели…» А когда немцы обратились в бегство, он кричал, обезумев от радости: «Вот видите? Два года я пытался убедить вас, а вы не хотели мне поверить…» Почему он, Ангелос, вспомнил о нем?.. Итак, Ньютон не изобрел электронной машины и дорого заплатил за ее отсутствие. У него хватило мужества начать все сначала. «Другие люди, применив правильный метод, сочтут нелепой мою задачу. Если одна из моих посылок ошибочна, то я не смогу правильно решить свою задачу. Я потерял связи, потерял друзей, отстал от жизни на много лет. И если я встречу кого-нибудь из знакомых, я, наверно, не найду с ним общего языка». Взять хотя бы Андониса.
В то утро сорок третьего года — кажется, был март, — когда Ангелос бежал от немцев, он пришел к Андонису. Накануне Ангелос занимался всю ночь напролет и, утомленный, уснул под утро, но и во сне его продолжали преследовать формулы и уравнения. На рассвете, как и теперь, загудели на улице машины. Ангелос быстро натянул брюки, рубашку, надел ботинки и при первом стуке в дверь был уже на винтовой лестнице. Пройдя по перилам, он перепрыгнул со своей террасы на соседнюю, осторожно вскарабкался на крышу — черепица была сырая и, как картонная, ломалась при каждом шаге — и затем оказался в чужом дворе, где тогда была механическая мастерская. Пробрался закоулком мимо ряда квартир и вышел на узкую улочку к развалинам дома. И бросился разыскивать Андониса. Андонис рассмеялся при виде его, дал ему свой пиджак и повел к себе домой… Вот уже несколько дней Ангелос здесь, а еще не слышал смеха Андониса… «Как звали студента, убитого у меня на глазах?..» В тот вечер Ангелос забежал к Измини в гимназию. «Береги себя, будь осторожен…» — испуганно лепетала она. «Как видишь, я уберег себя…» Когда эсэсовцы ворвались утром в дом, рассказывала ему Измини, у его отца случился сердечный приступ; господин Харилаос не верил, что Ангелосу удалось бежать. На улице Измини то и дело оглядывалась, не следят ли за ними, и Ангелос подшучивал над ней. Она не сердилась на него, предлагала ему свою помощь, а когда он стал уговаривать ее отбросить страхи, Измини вдруг спросила: «Ты можешь сделать мне одно одолжение?» Она достала из портфеля тетрадь и показала ему две задачи по тригонометрии. «Я сегодня ничего не поняла на уроке… Мои мысли были далеко… Сосредоточиться я уже не смогу…» Они остановились перед слабо освещенной дверью кофейни, и он написал ей решение первой задачи. Измини было страшно, она уже раскаивалась, что задержала его, и хотела, чтобы он скорее ушел. Но Ангелос, сохраняя полное спокойствие, не спеша решил и вторую задачу. А потом, уже около сквера, Измини спросила, шутя: «А ты правильно решил? Я ведь просто перепишу». «Правильно», — ответил уверенно Ангелос. «Когда я снова увижу тебя?» — продолжала она. «Завтра в девять, здесь же», — сказал он. «Ты придешь?» — «Непременно». Он верил, что выполнит обещание. На следующий вечер, находясь в другом конце города, он летел со всех ног, чтобы успеть на свидание. «Поздравляю. Ты получил по тригонометрии отлично, — сказала Измини. — Но еще больше я рада, что ты пришел». В тот вечер он тоже не знал, где ему переночевать, но это его не тревожило. Он был уверен, что и завтра непременно придет на свидание в сквер.
Он снова вспоминал свой побег из дому, словно это был самый знаменательный момент в его прошлом. Мысленно он проделал весь путь, шаг за шагом, и почувствовал радостное волнение, от которого неистово бьется сердце, когда удается избежать
