class="p1">— Они, наверно, закатились куда-нибудь в щель. Иди сюда. Утром…
— Я должен найти. А если их и не было?
— А ты не посчитал?
— Видишь ли, я вел себя, как человек воспитанный. Я положил их в карман, не пересчитав, чтобы не позорить старика перед людьми. Он же не какой-нибудь мелкий мошенник!
— Деньги тебе отдали сполна.
— Я ни капельки не доверяю твоему папаше. И рожа его меня смутила тогда. Он сиял так, точно подвиг какой-нибудь совершил.
— Это от радости… Ты что, не понял? Ну, иди же.
Вдруг Мэри вскочила, зажгла свет и села на кровати. Все сразу замерло в этой розовой комнате. Евтихис застыл на месте, словно свет парализовал его. Он растянулся под кроватью, торчали лишь его ноги. Потом он зашевелился, высунул голову и, не подымаясь с колен, устремил взгляд на Мэри. Волосы у него были влажные, ноздри раздувались, глаза покраснели. Мэри закуталась в простыню до самой шеи.
— Чего ты уставился на меня?
— Ну, ну, не торопись. Мы так долго будем вместе, что успеем еще надоесть друг другу…
Темные глаза Мэри были полны недоумения.
— Иди сюда.
Евтихис нахмурился, пристально посмотрел на нее и, опершись кулаками в пол, сказал с расстановкой:
— Меня нелегко провести…
— Но мы найдем лиры утром, они, наверно, закатились в угол.
— Я говорю не о лирах.
— А о чем?
— О другом, о самом главном. Больно долго ты разыгрываешь передо мной наивную девочку…
— О чем это ты?
— Брось притворяться… Ты пересолила…
— С ума ты сошел, что ли?
— Ничего подобного. Я знаю, что говорю, — ответил Евтихис. И опять уставился на пол, высматривая лиры. Она должна почувствовать, что этот разговор он не принимает близко к сердцу. Но почему Мэри так испугалась, словно схватилась рукой за голый провод? Долго еще будет она изводить его своим притворством? Когда он снова посмотрел на нее, лицо ее было белым, как простыня, которую она судорожно сжимала рукой у шеи.
— Так, значит, тебе насплетничали про меня?
— А разве это не правда?
— И ты поверил?
— Это уж мое дело. Но ты сама ничего мне не рассказала. До сих пор рта не раскрыла.
— Что я должна рассказать тебе?
— Брось, Мэри, вилять. Ты обязана…
Мэри разглядывала его, будто видела впервые этого парня, стоявшего перед ней на четвереньках, с ожесточенным лицом и колючим взглядом. Почему он злится? Она зябко поежилась, словно с простыни стекала холодная вода. Взгляд ее остановился на ногах Евтихиса. На правой — пятка и лодыжка в каких-то пятнах, скорей всего это грязь. И на левой ноге такие же пятна. Между пальцами тоже чернеет грязь. «Надо согреть ему утром воды», — подумала Мэри. Почему он так пристально смотрит? Что хочет он от нее?
Евтихис опять пополз по комнате: под столом сверкнула лира. Ах ты, подлая, куда запряталась! И не видно.
— Ты нашел, наконец?
— Думаю, тебе, Мэри, следовало бы объясниться со мной…
— Но что ты хочешь? Мне нечего…
— Хорошо… Я не прикоснусь к тебе, если ты мне все не расскажешь. И не жди. Я буду спать на полу до тех пор, пока ты не соберешься с духом!..
— Не понимаю тебя…
— Ничего, поймешь…
Но вдруг он насторожился, внимательно прислушиваясь. Нет, он не ошибся. Приближается мотоцикл. Он уже в двух-трех кварталах отсюда. Евтихис не шевелился. Мотор тарахтел все громче, вот машина на углу, сейчас она уже недалеко от ворот. Наконец, остановилась.
Мэри побледнела. Мотоцикл продолжал тарахтеть на тротуаре.
Резким движением Евтихис сорвал с Мэри одеяло и отбросил его в сторону. Она завизжала.
— Ты слышишь? — закричал он.
Мэри прижала ладони к лицу, будто хотела прикрыть свою наготу. Мотоцикл тарахтел уже чуть ли не над самым ее ухом, словно он въехал в комнату.
— Ты слышишь? — взревел Евтихис.
— Погаси свет.
— Ты сама зажгла его. А мне одно удовольствие полюбоваться на тебя голую. Тебе что, свет мешает?
Мотор продолжал реветь. Евтихис подумал уже, не выйти ли ему и не набить ли Периклису морду. Но вспомнив, что он в одних кальсонах, удержался.
— Ну, тебе это ничего не напоминает?
— Что бы ни напоминало, тебе не все равно?
— Да я просто так спрашиваю, чтобы поддержать беседу, — сказал, хитро прищурившись, Евтихис.
— Брось мне белье, я замерзла.
— Подумаешь! И я замерз. — Подойдя к ней, Евтихис как можно спокойнее спросил: — Скажи на милость, зачем эта сволочь прикатила сегодня к нашим воротам?
— Выйди и спроси его.
— Я спрашиваю тебя. Ты моя жена.
Он оторвал ее руки от лица, потряс за плечи и потребовал, чтобы она посмотрела ему в глаза. Сейчас, в приступе гнева, ему хотелось колотить, как по тесту, по ее нежному белому телу.
— Говори!
— Что говорить?
— Правду.
— Зачем?
— Я должен знать. А зачем, тебя не касается.
Одной рукой он сжал ее голову, а другой пытался поднять ей веки — ему казалось, что с открытыми глазами она скорее заговорит.
— Ты ездила с ним за город?
— Ты же знаешь, — ответила она, словно издеваясь над Евтихисом. — Один раз в Дафни. И все.
— Позвать его, чтобы ты повторила это при нем?
— Если тебе хочется — зови.
Евтихис быстро натянул брюки и направился к двери. Он решил раз и навсегда разобраться в этой истории. Только он взялся за задвижку, как услышал приглушенное рыдание и обернулся. Мэри лежала под простыней, свернувшись клубочком и спрятав лицо в подушку. Он решил не выходить: не стоит выставлять себя на посмешище перед этим хвастуном Периклисом. Что он делает столько времени на улице? Если раскроить ему череп, то подымется шум, соберется народ. Он и завтра успеет объясниться с ним. Евтихис наклонился над Мэри. Сорвать бы с нее простыню, пусть поймет, что ей не удастся спрятаться, что она должна признаться ему во всем. Но Мэри упорно не открывала глаз, и это больше всего бесило его. Значит, она не хочет говорить правду. Мэри натянула на себя простыню до самого подбородка.
— Так, значит, только один раз в Дафни? Да? — насмешливо переспросил он.
— С ума ты, что ли, сошел? Чего тебе надо?..
Евтихис сел в ногах кровати и строго сказал:
— Послушай, Мэри. Меня можно провести, только когда я умышленно закрываю глаза… Я знаю все, он сам мне рассказал.
— Что же ты тогда меня спрашиваешь?
— Мне хотелось бы услышать от тебя.
— Но ведь ты считаешь, что тебе все известно?
— Я хочу от тебя самой все услышать. Тогда это будет правда.
Мэри расплакалась. Кровать скрипела. Мотоцикл продолжал тарахтеть на улице. Плач Мэри
