сколько километров хватает бака бензина, задал еще уйму вопросов, лишь бы только не молчать в этот торжественный момент.
— Скажи, где у тебя стоянка? Мне не раз еще понадобится машина.
Андонис записал на пачке сигарет телефон гаража. Теперь товар молниеносно переходит из рук в руки, и чем быстрей, тем большую дает прибыль.
— Поверни налево, к железным воротам за углом…
Андонис ловко соскочил на землю и побежал во двор. Там, как всегда, стояла тишина. Вангелия вязала что-то, сидя у окна, лицо ее было спокойно, лучезарно.
— Вот и я! — торжествующе крикнул он ей с порога.
Он кинул портфель на кровать и крепко обнял ее. Вангелия тоже раскрыла объятия.
— Я снова с тобой! — взволнованно сказал Андонис.
— Тебя так долго не было. Как съездил?
— Хорошо, к счастью… очень хорошо, — ответил он. — Брось все, Вангелия, и пойдем. Я привез кое-что!
— Что ты привез?
— Товар! — воскликнул он, упиваясь звучанием этого волшебного слова.
Вангелия ничего не поняла и, оставив на столе вязанье, последовала за ним. У ворот он с гордостью указал ей на грузовик.
— Консервы! Надежнейший товар.
И сразу принялся перетаскивать картонные коробки во двор. Потный, чуть живой от усталости, он трудился неутомимо, с ненасытностью изголодавшегося человека, который жадно хватает хоть кроху удачи. А коробки были такие тяжелые!..
— Давай я тебе помогу, — предложила Вангелия.
— Ты надорвешься. Стой и смотри.
Конечно, она должна только смотреть. Такая работа не для Вангелии. Проходя мимо нее, Андонис готов был все бросить, сесть рядом с ней, обнять ее, чтобы забыться и лишь слушать ее ласковый голос; это так нужно ему сейчас, когда кожа у него на руках ободрана, а кровь кипит. Вангелия должна только смотреть и верить, что он, Андонис, в случае необходимости может стать даже грузчиком.
Он тяжело дышит, но трудно понять отчего: от усталости или от радости. Каждая коробка схвачена металлической лентой, острой, как бритва, ну и что ж? Ведь у него всего лишь ободраны руки, пусть они даже превратятся в сплошную рану.
— Передохни, — посоветовал ему шофер. — А то выбьешься из сил.
— Ничего, выдержу.
И он навьючил на себя еще больше коробок — пусть все видят, что он не щадит сил, когда берется за дело. Груда коробок во дворе быстро росла. Андонис вытер пот пораненными руками и перепачкал лицо кровью. Эти консервы, возможно, первое в его жизни стоящее дело, и недаром он проливает пот.
— Что ты будешь с ними делать? — спросила Вангелия.
— Продам их! — воскликнул Андонис, пораженный ее наивностью.
Он поспешно пожал ей руку и пошел опять к машине. Он сам не понимал, как удалось ему приобрести столько товара. Это был ловкий ход, доказывающий, что все в жизни — вопрос удачи. Когда уехали провинциальные торговцы, Андонис с деньгами в кармане зашел в магазин Григориса за своим чемоданом. Григорис пытался сбыть какому-то клиенту большую партию консервов: ему срочно нужны были деньги, и Андонис знал об этом. Он зажал в кулак ассигнации и засунул руку в карман, а когда клиент ушел, показал их Григорису. «Даю за консервы полцены», — предложил он. — «Ты?!» — «Да, я. И не сходя с места». Не теряя времени Андонис отобрал для себя товар получше, рассчитался с Григорисом и вызвал грузовое такси. Так делаются дела!
— Ты весь взмок, — сказала ему Вангелия. — К чему такая спешка?
— Я ничего не привез тебе из поездки… Но мне думается, Вангелия, эти коробки — самый лучший для тебя подарок.
— Раз так… и у меня есть для тебя подарок, — тихо проговорила она.
После того как Андонис сложил все консервы во дворе, он отнес в дом свой чемодан и отпустил машину. Потом он прислонился к штабелю драгоценного товара. Откинув голову назад, Андонис касался затылком твердого угла коробки. Подошла Вангелия и положила руки ему на плечи. Нежно погладив его по влажному лбу, она прошептала, что пора спать.
— Ты сегодня доволен?
— Да, очень… Поездка была нелегкой.
Время от времени в мастерской автогенной сварки вспыхивало пламя, и Андонису казалось, что все его тело стянуто железными лентами. По небу, с трудом пробираясь среди густых туч, плыла полная луна.
— Я рада, что ты доволен. Уже давно…
Андонис сказал, что консервы нужно внести в квартиру, иначе они могут пострадать от дождя. Он потрудится еще немного, но, чтобы спать спокойно, необходимо убрать их.
— А где мы их сложим?
— В комнате. Они поместятся… Всего на несколько дней. Скоро я их продам…
— Выпей хотя бы воды…
Она потянула Андониса домой, и он, разбитый, поплелся за ней. В дверях он остановился как вкопанный, глаза у него расширились, губы беззвучно зашевелились. Кофточка для новорожденного, лежавшая на столе, поразила его.
— Для кого это, Вангелия?
Вангелия с улыбкой заглянула ему в глаза и проговорила тихо:
— Для нашего ребенка! Я хотела тебе сказать сегодня…
Андонис бросился к столу, схватил окровавленными руками вязаную кофточку и поднес ее ближе к свету, словно хотел рассмотреть получше… Вангелия — само ожидание — следила за малейшей переменой в его лице. Жилы у него на лбу вздулись, глаза стали мутными, а пальцы точно одеревенели.
— Нет… — процедил он сквозь зубы. — Мы не можем себе этого позволить.
— Я выращу ребенка.
— Нет, Вангелия, я сказал тебе нет. Ты должна с этим примириться.
— Я хочу иметь ребенка, — не отступала она.
Кровь бросилась Андонису в голову. Как безумный, он стал рвать кофточку, раздирать ее зубами. Оставшиеся от нее лохмотья он швырнул на пол.
— О ребенке больше не смей заикаться.
— Я сохраню его! — кричала Вангелия. — Он мой, никто не в силах отнять его у меня!
— Ты избавишься от него! — орал Андонис. — Сейчас нам только этого не хватает!
— А чем помешает ребенок?
— Я не знаю, буду я гулять на свободе или меня упрячут в тюрьму. Да, в тюрьму! Ты что? Думаешь, меня разыскивают, чтобы вручить денежки?
— Я все знаю, — сухо сказала Вангелия.
Андонис обессиленный опустился на стул. Он повернулся, чтобы посмотреть на Вангелию, но она как сквозь землю провалилась. По-видимому, что-то произошло у него с глазами, их застлал густой туман. Расцарапанные руки саднили. Он почувствовал себя опять слабым и беспомощным, точно лишился чего-то очень дорогого.
— Значит, ты все знаешь?
— Да.
— Все, все?
— Думаю, что все.
— Стало быть, тебе понятно, почему мы не имеем права иметь ребенка. Дела у нас неважные. Да что я говорю? Мы просто близки к катастрофе. Забота о ребенке доканает меня. У нас нет ни малейшей уверенности в завтрашнем дне. Будет
