я откровенно признался тебе.
— Я сама разрешала тебе обманывать меня, я хотела этого, — сухо сказала Вангелия. — Ведь сколько раз я просила тебя — сядь, поговорим! А ты все занимался своей бухгалтерией. Но ты не раз забывал бумаги на столе… И я видела, что это не счета. Ты брал цифры с потолка, писал — лишь бы писать… Ни один итог не сходился. Я проверяла…
— Значит, ты следила за мной?
— Я хотела разобраться сама. И не заводила с тобой разговора. А однажды просто порвала твои бумаги, а ты даже не хватился их. Они были тебе совсем не нужны.
Кто-то стоял в дверях. Андонис испуганно вздрогнул. Он растерялся, узнав господина Харилаоса, который с улыбкой вошел в комнату.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался судья. — Надеюсь, вы извините меня за вторжение. Я искал вас несколько дней…
— Я уезжал… Садитесь. Все дела, дела. Но куда вас посадить? Мы, коммерсанты, не знаем покоя… Садитесь на кровать, нет, лучше сюда, на коробки…
— Я хочу обратиться к вам с большой просьбой, — тихо сказал судья, сев на коробки. — Речь идет о моем сыне Ангелосе…
— Неужели его арестовали? — встревоженно спросил Андонис.
— Нет, — с удовлетворением ответил господин Харилаос. — Все в порядке… Но я хочу помочь ему. От Евтихиса я слышал, что вы знакомы с неким Тодоросом.
— Предатель, сотрудничал с оккупантами… Он мне не друг, как я могу иметь таких друзей? Коммерческие связи.
— Видите ли, он был главным свидетелем на процессе Ангелоса. От него и сейчас зависит жизнь моего сына. Его осудили главным образом на основании показаний этого господина…
— А что я могу сделать?
— Если бы вам удалось пробудить совесть Тодороса, тогда появилась бы возможность потребовать пересмотра дела…
— Мне? Пробудить его совесть?
— Конечно, в том случае, если вы одобряете такой образ действий. Было бы желание, а способ всегда найдется, — продолжал господин Харилаос. — Мне бы не хотелось оказывать на вас давление… Только если это не противоречит вашим убеждениям, если ваша совесть…
Андонис оперся спиной о коробки, почесал затылок, подумал, потом посмотрел на господина Харилаоса, ожидавшего от него ответа. Вангелия внимательно наблюдала за мужем. И судья не спускал своих ясных голубых глаз с Андониса и спокойно ждал.
— Вы, может, считаете, что это легко сделать? — спросил Андонис.
— Нет, очень трудно. Но я знаю, вы человек способный… Ведь мой сын осужден…
— Мне хорошо известна его история, — перебил судью Андонис. — Я не знал только, что Тодорос был главным свидетелем…
— Значит, вы были знакомы с Ангелосом? — обрадовался судья. — Тогда дело упрощается…
Андонис заговорил твердо, словно наконец решившись:
— Да, Ангелос был моим другом, близким другом. Раньше мне как-то не пришлось поговорить с вами об этом, я всегда так занят… и, кроме того, я считал, что огорчу вас, напомнив о нем. Я глубоко уважаю Ангелоса, он замечательный человек… Мы познакомились в студенческой организации в годы диктатуры. А потом во время оккупации… Мы должны были уйти вместе в горы, но я был ранен в бою за два дня до этого. Ты помнишь, Вангелия? Здесь недалеко, у железнодорожных путей…
— Ах, вот как!
— Да… Не смотрите, что теперь я занимаюсь коммерцией, веду счетоводные книги… Как говорится, стал ко всякой бочке затычкой… Это не сложно… А вы не беспокойтесь, Ангелос сильный духом, он молодец.
— Но мы должны помочь ему… — сказал судья.
— Должны, — неохотно согласился Андонис.
— Я полагаюсь на вас, вы найдете способ… Спокойной ночи. — Господин Харилаос встал, простился с Вангелией и уже в дверях обратился опять к Андонису: — Очень был рад познакомиться с вами. Надеюсь, мы кое-чего добьемся. Нам представится еще возможность поговорить подробней. Жду результатов ваших действий…
— Вы с ним видитесь? — спросил Андонис.
— Редко, — ответил судья, — приходится принимать массу предосторожностей… Вы же сами понимаете… Я встречаюсь с ним только в случае крайней необходимости… Я скажу ему, что беседовал с вами, он будет рад…
— Лучше пока ничего не говорите ему. Вот когда мы добьемся чего-нибудь конкретного, положительного… Тогда другое дело.
— Только передам привет, конечно, только привет…
После ухода судьи Андонис долго стоял молча, глядя на Вангелию.
— Что же делать?..
Вангелия в недоумении пожала плечами. Тогда Андонис повернулся к ней спиной и еще раз пересчитал коробки с консервными банками.
11
Как только первые лучи солнца пробились сквозь ставни, Ангелос подошел к стулу, который стоял у кровати, и потихоньку достал из пиджака Статиса свежую газету. Он вернулся к окну, стараясь не шуметь, потому что Статису мешал и шелест бумаги. Но было еще темно, и невозможно было разобрать даже заголовков. Он откинулся на спинку стула и оперся головой о стену. «До каких пор это будет продолжаться? — задал он себе хоть и старый, но вечно новый вопрос. — Я должен как-то выбраться отсюда…» И тотчас мелькнула еще одна мысль: «А куда я пойду?» Здесь был его родной дом, воздух здесь был насыщен воспоминаниями гимназических лет, волнениями юности и перешептыванием на винтовой лестнице. «Как будет нелепо, если меня обнаружат тут…» Сон Статиса — это молчаливая оборона, элемент реальности на данном отрезке пространства, как кровать, закрытые ставни, дверь, старые газеты, опять сложенные в углу.
Прежде Ангелос считал, что смутное время долго не продлится и год-другой он как-нибудь переживет. Но прошло уже много лет. «Мне не следует повторять старую ошибку», — подумал он и решил шаг за шагом проследить все свои действия. Но где ошибка? Что было бы, если бы он не считал, что на каждой квартире находится временно? «Я бездумно пожертвовал минимумом ради максимума, ради чего-то огромного, как я полагал. Не повседневные ли издержки погубили мою жизнь? Максимум и минимум отождествляются здесь, в этой комнате, где пахнет, как в казарме, грязным бельем, потом от ног и страхом. Видно, я был слишком молод и поэтому так расточителен. Любопытно, что и теперь я придерживаюсь прежней точки зрения». Нет, положение изменится. Как только рассветет, он убедится в этом, заглянув в свежую газету.
Какой-то шум в соседней комнате. Шаркающие неуверенные шаги, затем торопливые. Ясно слышится голос Андониса:
— Спи, мне надо заняться счетами. На этот раз настоящими. Не беспокойся. Я сам приготовлю кофе.
Вангелия что-то прошептала, и Андонис заворчал: у него, мол, масса работы, он просит оставить его в покое, ему необходимо сосредоточиться.
С того вечера как Ангелос узнал, кто живет рядом, он старался уловить каждое слово, произнесенное в соседней комнате. Там же его друг Андонис! Он даже пообещал отцу
