поровну, понемногу, как это происходило с начала 2000-х. Я уж не говорю про то, что часть этих денег шла в откат, т. е. изымалась из кинопроизводства, а оставшейся части было недостаточно для того, чтобы сделать нормальный зрительский фильм. А индустрия без зрительского кино не живет. Без авторского может – какое-то время, а без зрительского – нет.
Моя единственная корысть – это развитие киноиндустрии, будет кино нормально развиваться, и мне будет хорошо, не будет – и мне плохо. Так я вижу свои интересы. Когда стало ясно, что государство уже более или менее отстроилось по-своему, и в сторону кино стали смотреть серьезно, хотя понятно, что кино менее эффективный инструмент с точки зрения влияния, чем сфера медиа, я собрал эти свои взгляды в кучку и пошел к Суркову.
То есть сначала я их изложил Голутве, который тогда был замминистра культуры по кино. Вот, говорю, вы проводите конкурс проектов, а почему бы их не провести среди программ, нигде же не написано, что нужно поддерживать именно отдельный кинопроект. Почему бы не выдавать деньги сразу на программу, рассчитанную на три года? Голутва не был против, он даже где-то озвучил эту мысль, но действий не последовало.
Тогда я обратился к Суркову. Мы встречались несколько раз, сначала я ему объяснял, как у нас устроено производство. Предлагал сделать господдержку инструментом развития, а не убогой социалкой, рассказывал, почему важна предсказуемость для тех компаний, что работают системно, почему нужно знать, на что я могу рассчитывать или ни на что не могу рассчитывать. Говорил, что без больших фильмов конкурировать с западным кинематографом и вообще считаться развитой киноиндустрией – смешно. Россия реально – крупная кинематографическая держава, у нас могучие традиции, но без зрительских фильмов на этот статус претендовать глупо. Если у государства вообще есть интерес к кино – нужно делать опору на компании, которые себя зарекомендовали, что-то уже могут. И давать деньги им, и не на год, а на более длинный срок, а они уже сами разберутся, как и в каких размерах финансировать свои проекты. Сурков попросил написать критерии для этих компаний, я написал: срок пребывания на рынке, сборы, количество фильмов. Конечно, он задавал вопрос: „А вы нам что?“ Я ему: „А что вам, в смысле государству, надо?“ Он отвечает: „Нужны фильмы для всей страны, такие как ‚Брат’, например“. Еще называл „Доживем до понедельника“. Я сказал, что такого рода фильмы, как „Доживем до понедельника“ забрало телевидение, этот формат перестал пользоваться спросом в кинотеатрах, к сожалению. Но, в общем, насчет идеологической отдачи этим разговором и ограничились.
Параллельно мы с коллегами собирались регулярно: Рубен Дишдишян, Валерий Тодоровский, Игорь Толстунов, Сергей Мелькумов, – и обсуждали. Однажды Сурков сказал: „Покажи мне ваших продюсеров“. Мы сходили, познакомились, поговорили. В общей сложности у меня встреч пять-шесть было. Сурков иногда возражал, я объяснял, говорил, что правильно под эту реформу денег добавить, чтобы те продюсеры, кто не попадет в число студий-лидеров, не чувствовали себя обиженными, чтобы им оставалось столько же средств, сколько и прежде. Никто внимания, правда, на это не обратил, решили: то, что деньги добавили, это само собой, а вот лидеры их себе и забрали.
В какой-то момент Сурков поговорил с Путиным, потом Путин это обсуждал с Никитой Михалковым, к тому времени тема уже была внесена в повестку, она существовала, и все об этом говорили. Михалков увидел ценность этой идеи и Путина окончательно убедил, в интервью он как-то сказал: „Сельянов начал, я закончил“.
С 1990-х годов существовал уже некий Фонд социально-экономической поддержки кинематографа, Федор Попов им руководил, что-то там пытались делать, и я пытался, какие-то отчисления от проката, но в целом организация была несерьезная. И в 2010 году, когда было принято решение правительства, Фонд, чтобы не создавать новых структур, переформатировали, поручил все это Путин Александру Жукову, который стал председателем попечительского совета, а Жуков уже позвал Сергея Толстикова[21], назначенного директором.
Я говорил тогда Суркову, что результаты появятся не ранее чем через три года, это связано в первую очередь со сроками производства, ну и нужно будет переструктурировать компании, ведь меняется вся система. И желательно правила не менять. Хотя бы эти три года.
Что еще важно в этой реформе – что компетенция должна оставаться у продюсеров, это они принимают решения, как деньгами распоряжаться, лучше их никто все равно не знает. Какие ни есть, пусть не идеальные, у всех свои недостатки, но продюсеры в этом понимают лучше других. Но не удалось завязать все на конкретных продюсерах, хотя я говорил, что главная действующая сила – это не компании, а физические лица. Бывает, что сейчас у этого продюсера одна компания, потом может быть другая, третья, но главным все равно остаются конкретные люди. Это соображение не прошло, в критерии, по которым определялись рейтинги компаний-лидеров, вошли: количество фильмов, зрителей, их посмотревших, количество лет на рынке, совокупный бокс-офис, призы, хотя для зрительского кино это не так важно. А вот то, что все это – заслуга продюсера, не удалось ввести. Победило советское мышление, согласно которому главное – организация, юридическое лицо, а человек – что такое человек? Незаменимых нет. Известно, что инвесторов, которые вкладывают деньги в медиа, ужасно удивляет, что нельзя взять и поставить управлять телеканалом какого-нибудь успешного менеджера, например с ткацкой фабрики, такого крутого, который эту фабрику поднял на международный уровень. Перекинуть его на цементный завод вроде бы можно, он справится, а на телевидение – нельзя, не получается. Я не раз сталкивался тем, как это раздражает, что, в общем-то, человека в этой сфере нелегко заменить. Ну и в истории с Фондом кино эта логика сработала, к сожалению. Из-за чего было несколько неприятных историй, в том числе с Валерой Тодоровским. В компании „Рекун-фильм“, которую они создали с Ильей Неретиным, Валера, бесспорно, был главным человеком, по факту, как бы он при этом ни назывался. И вот когда замаячили эти деньги от Фонда, внезапно оказалось, что Валеры уже нет в этой компании, что главный там Неретин, хотя он всегда был чистым исполнителем, техническим. Но он два года получал эти деньги как глава компании, потом мы все-таки настояли на том, чтобы его из числа лидеров выкинули. Потом и Рубен Дишдишян ушел из „Централ Партнершип“, а ведь все, что было сделано для того, чтобы „Централ Партнершип“ попало в число лидеров, сделано Рубеном.
Такой вот оказался изъян, но этот вред не стоит преувеличивать, потому что в целом – это правильный рычаг. Когда меня спрашивают, что
