список их умеренных успехов говорит, что за последние 30 лет в мире было бы меньше военных потерь, если бы этих миссий было больше и они были бы крупнее. При всей ограниченности этих сил не думаю, что от них следует отказываться – так же как нельзя отказываться от полиции, даже учитывая все системные проблемы. Имеет смысл совершенствовать эти правоприменительные организации. Более ответственные и репрезентативные силы – это путь к миру [17].
Впрочем, на одни эти миссии, занимающиеся установлением и соблюдением порядка, всю ответственность взваливать нельзя. Необходимо отдать должное и другим миротворческим силам, тем, которые не носят оружие. Это обычно небольшие группы гражданских лиц, работающие бок о бок с военными в процессе диспутов, умиротворения и создания стимулов к миру. В доказательствах эффективности миссий есть доля участия и этих малозаметных людей. Многое из того, что они делают и что повышает эффективность миссий, не связано с понятием «принуждения». Прежде всего они обеспечивают переговоры информацией и соблюдением процедур. Это ненасильственное облегчение – тоже важный метод вмешательства.
Посредничество
Тони Блэр, став в 1994 году лидером лейбористской партии Великобритании, обратился к Джонатану Пауэллу с предложением возглавить его штаб. Пауэлл, высокий, худощавый, с темными вьющимися волосами, седеющими на висках, 16 лет работал дипломатом. Он не был очевидным кандидатом на эту должность. Три года спустя, когда Блэр уже был премьер-министром, Пауэлл точно так же не выглядел естественным выбором для мирных переговоров с ИРА. «У меня не было опыта в переговорах», – пояснял он. Хуже того, пятьдесят лет назад боевик ИРА убил его отца выстрелом в ухо, а позже ИРА занесла его брата в список смертников. «У меня не было теплых чувств к этим людям», – вспоминал Пауэлл. И при первой встрече с лидерами ИРА Джерри Адамсом и Мартином Макгиннессом он отказался пожать им руки.
Переговоры изменили его мнение. В конце года он и Тони Блэр провели первую публичную встречу с лидерами ИРА в резиденции премьер-министра в Лондоне. Почти сразу точка зрения Пауэлла поменялась:
«Адамс и Макгиннесс прибыли на Даунинг-стрит. Они прошли по длинному коридору к залу заседаний кабинета министров в конце здания. Я ввел их в зал и подвел к дальнему торцу стола, к самым окнам. В попытке растопить лед Мартин Макгиннесс положил руки на спинку стула и произнес: “Значит, здесь произошло несчастье?”
Я был шокирован. Я сказал: “Да. Мины ИРА упали в саду у вас за спиной. Выбило окна. Мой брат был в тот момент с Джоном Мейджором и успел толкнуть его под стол, спасая от осколков”. Он тоже, похоже, был шокирован, и ответил: “Нет, нет. Я говорю о договоре с Майклом Коллинзом в 1921 году”. У двух сторон оказалось совершенно разное чувство истории. Нужно было преодолеть это, чтобы появился какой-то шанс прийти к взаимопониманию» [18].
Пауэлл не забыл этот урок, Его противники поразительно отличались складом ума, убеждениями и воспоминаниями. Как мы видели в предыдущих главах, они обладают неверным восприятием и избирательной памятью. Они живут в «интеллектуальных гетто», осознал Пауэлл, «разговаривают только между собой и очень редко догадываются, как выглядят со стороны».
Неверное восприятие характерно для любых противников, но ситуация усугубляется, если одного из них преследуют или он должен скрываться. Повстанцы и террористы «совершенно не знают внешний мир, – осознал Пауэлл. – Они никогда не покидают свою страну, годами живут в захолустье, в укрытиях, в подполье, окружены проверенными людьми, такими же, как они сами, и для них очень рискованно общаться с иностранцами». Однако у официальных лиц есть свои ограничения и рамки; определенные условия или даже законы запрещают им такие вольности, как разговоры с мятежниками.
При той встрече Пауэлл понял, что должен найти контакт с людьми, которых ненавидит. Это было на самом деле тяжело. Однако после заключения Белфастского соглашения он решил, что должен использовать свой опыт и осознания, чтобы помогать другим находить решения. Он на себе почувствовал трудности, которые испытывает одна сторона в переговорах с другой. В его переговорах с ИРА немалую роль сыграли иностранные посредники – так, может, и ему стоит выступить в аналогичной роли? На протяжении последующих двух десятилетий Пауэлл помогал вести переговоры в Стране басков в Испании, в Колумбии и нес ответственность в таких неудачных ситуациях, как в Ливии.
В частности, Пауэлл понял важность деталей: знаков уважения, длительности времени, проводимого вместе, возможности тайных встреч. Посредники в состоянии этому способствовать. Пауэлл также осознал, что самое большое значение имеет сам процесс. Он любит цитировать бывшего премьер-министра Израиля Шимона Переса, не раз говорившего, что израильтяне и палестинцы знают, как выглядят условия для мирного соглашения. «Хорошая новость в том, что есть свет в конце туннеля, – отмечал Перес. – Плохая новость в том, что нет туннеля». Пауэлл решил, что работа посредника – создавать такой туннель и направлять туда противников.
Если и есть проблема со свидетельствами заслуг посредников в достижении мира (а таких свидетельств много, дипломаты каждый год пишут новые книги), то она в том, что эти заслуги порой похожи на волшебство (строительство туннеля), а порой выглядят тривиально (оказанные знаки уважения или мучения по поводу формы и размера стола переговоров). Возможно, посредничество – просто иллюзия. Возможно, эти дипломаты просто бормочут заклинания и проводят ритуалы в надежде, что мир будет достигнут каким-то чудом. Не исключено, что настоящий мир возникает, когда гарантами соглашения выступают великие державы, а посредник – лицо второстепенное.
К счастью, скорее всего, это не так. Никакой мистики нет. Посредники в первую очередь нащупывают причины, которые мешают прийти к соглашению. Наряду с другими средствами их тактика ориентирована на те же пять причин войны. Прежде всего посредники стремятся сократить уровень неопределенности и объем неполной информации. Если государства имеют разное мнение об относительной силе противника или опасаются блефа по части намерений или могущества, пользующиеся доверием третьи лица могут собрать точную информацию и передать ее. Они также стремятся устранить хотя бы часть ошибок, обусловленных эмоциями или восприятием, которые подрывают переговорный процесс, дать каждой из сторон увидеть конфликт с другой точки зрения, воссоздать общее понимание истории, унять гнев и в принципе заставить реальных людей вести себя как рациональные торговцы в наших моделях.
Кроме того, посредники укрепляют доверие. Когда я говорю «доверие», я не имею в виду некое нематериальное чувство, которое нельзя потрогать, На мой взгляд, доверие – очевидная и конкретная вещь: оно возникает от понимания ограничений и издержек оппонента – от того, какие
