и других приемов формирования восприятия перспективы, считают их эффективными и надежными [27].
Ранее в этой книге я задавался вопросом: откуда берутся целостные, миролюбивые личности? Почему люди начинают ощущать все более и более широкую идентичность, как возникает благожелательное, гуманистическое отношение к миру? Думаю, ответ таков: мало-помалу, порой случайно, но чаще сознательно. В конце концов, мир – это продукт цивилизации.
Стимулирование
До сих пор мы говорили преимущественно о дубинках вроде санкций и сил безопасности. Или о социализации – а это дело весьма тонкое. Но как насчет морковки – большой, очевидной, болтающейся прямо перед носом? Не может ли мир обещать помощь, рабочие места, реновации или другие награды лидерам, сохраняющим мир? Короткий ответ – да, но эти морковки на вкус могут оказаться горькими.
В наиболее конфликтных обществах, где царит неравноправие и отсутствуют сдерживающие факторы, мир обычно означает сделку между власть имущими. Порядок наступает, когда лидеры делают ставку на стабильность. Коротко говоря, это означает, что они зачастую обладают неравной властью и получают неравноценную добычу. К сожалению, основным способом предотвратить вооруженное восстание другой стороны остается привлечение тех, кто обладает властью де-факто, и в их интересах не доводить дело до драки. Можно разрешить им создавать партии и участвовать в выборах; можно их подкупать; можно выстраивать отношения «покровитель – клиент» между ними и правящей коалицией. Такова темная сторона мирного существования.
Теперь представьте себе страну с двумя хорошо вооруженными фракциями, во главе которых стоят могущественные клики, каждая со своими частными стимулами к войне. Что-то должно противодействовать их стремлению воевать. Один вариант – предоставить неприятной публике огромную долю помощи, ренту на ресурсы или места в парламенте, В 1990-е годы Запад и Россия поступили так с бывшими советскими республиками, и во многом благодаря этому мало кто из получивших независимость государств скатился в конфликты. То же самое Америка сделала после вторжения в Афганистан, заключив в объятья полевых командиров и закрыв глаза на бандитизм и воровство ради поддержания мира на максимально возможной части страны. Богатые страны направляют иностранную помощь конфликтующим африканским странам, прекрасно понимая, что этот поток наличных денег будет заполнять карманы правителей [28]. Такое поведение диктуется трезвой политикой, сознающей, что неравноправие – приемлемая цена за то, чтобы остановить смерть и разрушение. Это своего рода управление конкуренцией – субсидирование мира.
Но вознаграждение клептократов и бандитов за то, что они воздерживаются от войны, порождает две проблемы. Одна проста: неравноправие и коррупция противоречат идеалам многих людей. Домашние реформаторы и международные активисты попадают в ловушку: политика, направленная на сокращение привилегий элиты и противодействие коррупции, благородна и полна добрых намерений, но в краткосрочном периоде она усиливает политическое насилие. Покровительство – клей, который удерживает в целостности многие раздробленные общества. Если игнорировать этот факт, пытаться подавить коррупцию и установить совершенную демократизацию, не глядя на стимулы могущественных вооруженных акторов, риск возобновления войны резко возрастает. Забывать об этом очень опасно [29].
Вторая проблема заключается в том, что обольщение олигархов и полевых командиров все еще направлено против одного из условий создания благополучного общества – подотчетности власти и распределения ее в обществе через систему сдержек и противовесов. Централизованная власть усиливает каждую из пяти причин войны, так для чего ее укреплять?
Это, вероятно, самый сложный компромисс в построении мира, один из тех, к которым пока не удалось найти правильный подход. Должны ли сверхдержавы подкупать диктаторов и полевых командиров, чтобы избежать гражданской войны? Должен ли принципиальный президент вводить могущественного и коррумпированного лидера оппозиции в состав правительства? Должен ли город заключать молчаливую сделку с гангстерами и мафиози, позволяя им сохранять наркобизнес в обмен на поддержание мира? Купить таким образом прекращение насилия на короткое время вполне возможно, и не исключено, что главари бандитов увидят выгоду в таком положении дел. Но это неустойчивый баланс, и насилие никогда на самом деле не отступает. Неясно, насколько стабильными и долгосрочными могут быть такие договоренности.
Простого ответа нет. Для снятия напряженности известные мне акторы-идеалисты предлагают в краткосрочном режиме обращаться к реальной политике с целью расширения власти де-факто и де-юре в перспективе.
Можно привести пример из опыта завершения гражданских войн. Международные некоммерческие организации и агентства ООН одновременно с подкупом бандитов в спешном порядке занимаются организацией выборов, как правило – через год-другой после окончания боевых действий. Тем временем местные политики пытаются восстановить бюрократию, создать класс независимых профессионалов и с их помощью организовать систему здравоохранения и образования для самого бедного населения. Одновременно они же субсидируют промышленность и заключают торговые сделки для возрождения экономики и возвращения крупного бизнеса. Если присмотреться, после окончания холодной войны почти всегда львиная доля усилий после завершения конфликтов была направлена на переход к демократии, формирование гражданских свобод и уважения к ним, создание рыночной экономики и верховенства права, На это же был нацелен и план Маршалла после Второй мировой войны [30].
В этом немало цинизма. Возьмите столь спешно организуемые выборы. Кто такие эти иностранцы, чтобы переписывать правила для другого народа? Критики не зря указывают, что такие выборы – скорее символические демократические ритуалы, чем нечто реальное. По словам одного скептика, «они делают выборы достаточно чистыми для доноров, чтобы получить низкий проходной балл, но весьма грязными, чтобы затруднить победу оппозиции». К тому же выборы с группой полевых командиров у власти – прямое приглашение к подкупу, запугиванию электората и подтасовке результатов [31].
Хорошо, а что насчет создания бюрократического класса и притока помощи в системы здравоохранения и образования? Может показаться, что это прекрасная идея. Но всерьез полагать, что слабые страны смогут сделать так много сразу, – значит обрекать их на неудачу. К моменту окончания военных действий в Либерии или Афганистане гражданские службы были в зачаточном состоянии. Никто – ни иностранные агентства, ни идеалисты-политики, ни местные избиратели – не мог обоснованно рассчитывать, что государственная власть сможет создать с нуля систему социального обеспечения. Более того, это отвлекало бы их от неотложных задач, которые может решить только государство, например от перестройки сил безопасности и правоохранительной системы. Критики не зря говорят, что такая несвоевременная нагрузка всегда влечет за собой риск развала всей системы.
Другие восторгаются целями – построение демократии, социального обеспечения, открытой экономики, – но осуждают исполнение как наивное и поспешное. Однако не стоит забывать, насколько деликатно послевоенное время. Все на виду, все можно прибрать к рукам. Выборы и зарождающаяся рыночная экономика создают сильную конкуренцию именно в тот момент, когда общество наименее готово соответствовать им [32].
Я разделяю
