Город Кониа, как большинство населенных мест на севере Либерии, расколот по принципу веры, «Малинке – чужеземцы, – говорят обычно лорма о своих основных соперниках мусульманского вероисповедания, – и они захватили весь бизнес». «Мы живем здесь много поколений, – огрызаются в ответ малинке, – Лорма преследуют нас и заставляют сидеть по домам, когда выходит дьявол», Они имеют в виду костюмированное шествие – традиционную церемонию, предназначенную исключительно для глаз лорма. «Мы теряем деньги, а их дьяволы оскорбляют нас», – жалуются малинке приезжим вроде меня [12].
Это выглядит несерьезно, но на практике проблемы более глубокие: какая группа будет контролировать лучшую рыночную собственность, кто имеет право на какие сельскохозяйственные угодья, кто возглавит город или магистратуру, чьи законы они будут исполнять и чьи интересы блюсти. Почти все так называемые религиозные распри в Либерии имеют такие светские корни. Периодически эти споры не ограничиваются словами, и сектантские банды набрасываются друг на друга с кулаками и мачете. Во время войны в Либерии регион вокруг Кониа был одним из самых горячих, и самые жестокие стычки происходили именно на религиозной почве,
Убийство Камары разверзло пропасть. Ее несчастные разгневанные родители бросились к имаму: кто-то сказал им, что мусульмане освящают новые мечети кровью детей. Это было оскорбительно. Имам ответил, что понятия не имеет, в чем дело, и зачем бы они принесли сюда тело, если действительно были виновны? К сожалению, не было никого, кто мог бы провести расследование и установить факты. Не было нейтральных или авторитетных представителей власти, кто мог бы собрать свидетельства и принять решение. Не было никаких шансов наказать виновных – не было Левиафана,
Прошло всего несколько лет после гражданской войны. Малочисленная и необученная полиция почти не функционировала, лишенная самого необходимого снаряжения и даже униформы. Коррумпированные суды были перегружены делами. Тюрьмы отличались от обычных деревянных лачуг разве что символически, и если кто-то хотел покормить арестованного сородича, никто не помешал бы прийти и принести еду. Беспристрастных чиновников просто почти не было, хуже того, когда мы с коллегами разбирались в убийстве, совершенном в соседнем городке, главным виновником оказался начальник местной полиции.
Так что правосудия по делу Камары ждать не приходилось. И ее клан поступил так же, как большинство подобных общин в отсутствие формальной системы: собрал банду. Большой группой лорма разгромили дом имама, избили его и угрожали спалить мечеть.
Вести о насилии распространяются быстро, а в этом регионе нет ни одного города, не разделенного по тому же религиозному признаку. Все поднялись по тревоге, в каждом городе мусульмане и христиане возмущались несправедливостью друг друга и не могли встать на точку зрения оппонента. Та же смесь ригидных образов, злобы, неверных представлений и праведного гнева, о которой говорилось в предыдущих главах. Идеальная возможность для предприимчивых политиков с обеих сторон обрести краткосрочное преимущество: все ингредиенты хорошего кризиса уже под рукой.
Следующие несколько дней беспорядки множились. По всей стране заполыхали мечети и церкви. Вице-президент Либерии приехал в столицу региона, и, по слухам, толпа не позволила ему выступить, забросав камнями здание, в котором он находился, и вынудив его остаться внутри.
Такие события опасны всегда, но первые годы после перемирия наиболее уязвимы. Камара была убита в 2010 году. Тишина царила в стране всего около восьми лет – после 14 с лишним лет такой вооруженной борьбы и политической нестабильности, какие только можно представить. Это очень неустойчивый период для любой страны, когда локальные проблемы легко могут разрушить еще не укрепившийся мир [13].
Дело в том, что примерно все первое десятилетие после конфликта власть де-юре и де-факто постоянно меняется. Если вы правильно ведете игру и вам везет, вы и ваша группа можете заключить сделку, по которой вам достанется огромная доля государственного пирога: природные ресурсы, долларовая помощь, возможность определять политику и построение страны по вашим желаниям. Это работает и на уровне деревни: кто получит контроль над рынком, лучшие участки и должности – получит все. Редкие ставки бывают выше.
Но в то же время диапазон переговоров сужается. В дополнение к местничеству и пристрастиям создаются все условия для возникновения проблемы обязательств. Это тонкая, но важная вещь. Представьте это как дележку пирога, в которой перед окончанием гражданской войны у вашей группы сохраняются равные шансы на победу, если вы продолжите воевать. Это означает, что вы можете рассчитывать примерно на половину национальной добычи после договоренности о мире. Однако в первые месяцы и годы после заключения мира переписываются правила (власть де-юре в обществе), меняется контроль над богатствами, вооружением и народная поддержка (власть де-факто). Если вы действуете быстро и умно, вы можете захватить большую часть этой власти, существенно повысив свои шансы. Это как пистолет, лежащий между противниками в ключевой момент голливудского фильма: ни один не может гарантировать, что не потянется к нему. Это одна из причин, по которым гражданские войны, не успев толком закончиться, часто начинаются снова.
Хуже всего то, что в такой критический момент локальные институты и каналы информации всегда очень слабы. В Либерии было мало полиции, мало судов (да и те коррумпированные), государственная бюрократия едва начала формироваться, а поляризованные группы не доверяли друг другу. Там не просто некому было проследить за выполнением обязательств – обе стороны тонули в болоте слухов и неполной информации. Это страшная смесь. Диапазон переговоров настолько узок, что одного дестабилизирующего события достаточно для новой войны; убийство или отдельный этнический конфликт подойдут идеально. Держать ситуацию под контролем, провести страну через этот опасный момент – основная функция иностранных миротворческих миссий.
Столкновения на севере Либерии нарастали. Нашлась только одна группа, по своим возможностям существенно превосходящая совершенно невразумительные пакистанские миротворческие силы: локальная часть более широкой миссии ООН – около 15 тысяч военных из десятка разных стран,
Разгоряченные толпы продолжали бесчинствовать, но ооновские батальоны вмешиваться не спешили, Поначалу я решил, что это лень или трусость, и лишь позже узнал, каков был план. Либерийская полиция и гражданские власти должны были со временем встать на ноги. Прошло восемь лет, наступил момент предоставить им первую возможность проявить себя. Если бы миротворцы вмешались сразу, местные институты получили бы ложные стимулы, и миссия осталась бы в Либерии на века.
Когда грузовики с голубыми касками наконец появились на месте событий, солдатам не составило труда выдавить из столицы региона безоружную и дезорганизованную толпу: та рассыпалась при первых признаках власти. Важна сама возможность направлять войска в такие горячие точки; она позволяет погасить искры, которые могут превратиться в пожар национального масштаба. Однако пакистанские пехотинцы, не
