иностранным компаниям экстерриториальный статус, снижало налоги на их доходы и предоставляло исключительные возможности для получения кредитов, одновременно ослабляя ограничения, введенные предыдущим правительством Гуларта на утечку прибыли. Диктатура заманивала иностранных капиталистов, предлагая им страну, как сутенер предлагает женщину, и делала акцент на том, что «отношение к иностранцам в Бразилии одно из самых либеральных в мире… нет ограничений по национальности акционеров… отсутствуют ограничения на процент капитала, который может быть выведен в виде прибыли… нет ограничений на репатриацию капитала, а реинвестирование прибыли рассматривается как увеличение первоначального капитала» [25].
Аргентина соперничает с Бразилией за роль излюбленной площадки для империалистических инвестиций, и ее военное правительство не отставало в предоставлении преимуществ в тот же период. В своей речи 1967 года, определявшей экономическую политику Аргентины, генерал Хуан Карлос Онгания подтвердил: «Иностранные инвестиции в Аргентине будут рассматриваться наравне с инвестициями отечественного происхождения, в соответствии с традиционной политикой нашей страны, которая никогда не дискриминировала иностранный капитал» [26]. Аргентина также не накладывает никаких ограничений ни на вхождение иностранного капитала в национальную экономику, ни на отток прибыли, ни на репатриацию капитала; выплаты патентов, роялти и технической помощи осуществляются свободно. Правительство освобождает компании от налогов и предоставляет льготные валютные курсы, а также множество других стимулов и привилегий. С 1963 по 1968 год 50 крупных аргентинских предприятий были лишены национальной принадлежности, 29 из них перешли в руки американцев в таких разнообразных секторах, как сталелитейное производство, автомобилестроение, нефтехимия, химическая промышленность, электроника, производство бумаги и сигарет [27]. В 1962 году две частные национальные компании – Siam Di Tella и Industrias Kaiser Argentinas – входили в пятерку крупнейших промышленных предприятий Латинской Америки. К 1967 году обе были захвачены иностранным капиталом. Среди самых мощных компаний страны, чья годовая выручка превышает семь миллиардов песо каждая, половина общей стоимости продаж принадлежит иностранным фирмам, треть – государственным учреждениям, и лишь шестая часть – частным аргентинским компаниям [28].
Мексика привлекает почти треть американских инвестиций в обрабатывающую промышленность Латинской Америки. Эта страна также не устанавливает ограничений на перевод капиталов или репатриацию прибыли, и валютные ограничения практически отсутствуют. Обязательная «мексиканизация» капиталов, предусматривающая большинство национальных акций в некоторых отраслях, «в целом была хорошо воспринята иностранными инвесторами, которые публично признали различные преимущества создания совместных предприятий», заявил в 1967 году секретарь по вопросам промышленности и торговли: «Следует отметить, что даже компании с мировым именем приняли эту форму ассоциации для предприятий, созданных ими в Мексике. Также важно подчеркнуть, что политика мексиканизации промышленности не только не отпугнула иностранных инвесторов, но и привела к тому, что после рекордного притока инвестиций в 1965 году объем вложений был снова превышен в 1966-м» [29]. В 1962 году из ста наиболее важных компаний Мексики 56 полностью или частично контролировались иностранным капиталом, 24 принадлежали государству и 20 – мексиканскому частному капиталу. Эти 20 частных компаний национального капитала обеспечивали лишь чуть более седьмой части общего объема продаж ста крупнейших предприятий [30]. В настоящее время крупные иностранные компании доминируют более чем над половиной инвестиций в производство компьютеров, офисного оборудования, машин и промышленного оборудования. General Motors, Ford, Chrysler и Volkswagen упрочили свое господство в автомобильной промышленности и сети вспомогательных заводов. Новая химическая промышленность находится в руках компаний Du Pont, Monsanto, Imperial Chemical, Allied Chemical, Union Carbide и Cyanamid. Основные фармацевтические лаборатории контролируются Parke Davis, Merck & Co., Sidney Ross и Squibb. В производстве искусственных волокон решающую роль играет Celanese. Anderson Clayton и Lieber Brothers все больше контролируют рынок пищевых масел, а иностранный капитал занимает подавляющую долю в производстве цемента, сигарет, резины и ее производных, товаров для дома и продуктов питания [31].
Бомбардировка Международного валютного фонда облегчает высадку завоевателей
Два министра правительства, дававшие показания парламентской комиссии по разгосударствлению промышленности Бразилии, признали, что принятые при правительстве Кастелу Бранку меры по разрешению прямого предоставления иностранного кредита компаниям поставили предприятия с национальным капиталом в заведомо невыгодное положение. Оба ссылались на знаменитую Инструкцию 289, введенную в начале 1965 года: иностранные компании могли получать займы за границей под 7–8 % годовых с гарантией правительства на особый обменный курс в случае девальвации крузейро, в то время как национальные компании вынуждены были платить около 50 % годовых по кредитам, которые им с трудом удавалось получить внутри страны. Создатель этой меры, Роберто Кампос, объяснил ее так: «Мир несправедлив, это очевидно. Кто-то рождается умным, а кто-то – глупым. Кто-то рождается атлетом, а кто-то – калекой. Мир состоит из маленьких и больших компаний. Одни умирают рано, в расцвете сил, другие преступно влачат долгое бесполезное существование. В человеческой природе, в концепции вещей заложено фундаментальное неравенство. Это касается и кредитных механизмов. Утверждать, что национальные компании должны иметь такой же доступ к иностранным кредитам, как и иностранные компании, – это просто игнорировать базовые реалии экономики…» [32]. Согласно этой краткой, но красноречивой версии капиталистического манифеста, человеческой жизнью управляет закон джунглей. Несправедливости не существует, поскольку то, что мы считаем несправедливостью, на самом деле лишь выражение жестокой гармонии вселенной: бедные страны бедны, потому что… бедны; судьба предначертана звездами, и мы рождаемся только для того, чтобы исполнить ее: одни обречены подчиняться, другие приходят, чтобы править. Одни подставляют шею, другие накидывают на нее веревку. Автор этих слов был архитектором политики Международного валютного фонда в Бразилии.
Как и в других странах Латинской Америки, внедрение рецептов Международного валютного фонда (МВФ) стало инструментом, с помощью которого иностранные завоеватели смогли занять выжженную землю. С конца 1950-х годов экономическая рецессия, денежная нестабильность, отсутствие кредитных ресурсов и падение покупательной способности внутреннего рынка сыграли ключевую роль в разрушении национальной промышленности и ее подчинении интересам империалистических корпораций. Под предлогом магической стабилизации валюты МВФ, умышленно путая лихорадку с болезнью и инфляцию с кризисом существующих структур, навязывает Латинской Америке политику, которая усугубляет дисбалансы, вместо того чтобы их устранять. МВФ либерализует торговлю, запрещает множественные курсы валют и бартерные соглашения, заставляет настолько сокращать внутренние кредиты, что это приводит к удушению экономики, замораживает зарплаты и подавляет деятельность государства. Программа также предусматривает неоднократную резкую девальвацию национальных валют, что теоретически должно восстанавливать реальную стоимость денег и стимулировать экспорт. На практике девальвация лишь способствует концентрации капитала в руках господствующих классов и упрощает захват национальных предприятий иностранными инвесторами, прибывающими с чемоданами, набитыми долларами.
Во всей Латинской Америке система производит значительно меньше, чем необходимо для удовлетворения потребностей населения, а инфляция является следствием этой структурной неспособности. Но МВФ не борется с причинами нехватки производственных
