ты воспринимала это как свою тайну, не только его.
– Он мой муж.
– Не сомневаюсь, тебе пришлось тяжело. – Ханс встал. Цирюльник, бривший его, пропустил небольшой участок на щеке.
– Ему тяжелее. – На Грету волной нахлынуло облегчение: наконец-то Ханс знает и можно больше не изворачиваться. Она физически ощутила, как отступает напряжение. – И что же ты думаешь о нашей тайне?
– Дело ведь в том, кто он, верно? Разве я могу винить его в том, кто он есть? – Ханс приблизился к ней и заключил в объятья. Она чувствовала ментоловый аромат его лосьона после бритья, и волоски на его шее щекотали ей запястье.
– По-твоему, я правильно поступила, отправив его к Больку? – спросила она. – Ты не думаешь, что я допустила ошибку?
– Нет, – промолвил он. – Скорее всего, для него это единственный шанс.
Ханс обнимал Грету у окна, а внизу, на мокрой улице, шуршали колесами проезжающие автомобили. И все же она не могла позволить ему долгих объятий: как-никак, она все еще жена Эйнара, сказала себе Грета. Ей следует высвободиться, отдать Хансу портреты Лили и отослать в галерею. Одна его рука лежала на пояснице Греты, другая – на бедре. Она стояла, склонив голову ему на грудь, ощущая запах ментола. Грета несколько раз собиралась отстраниться, но ею сразу же овладевала апатия. Если ей не суждено быть с Эйнаром, тогда она хочет Ханса. Грета закрыла глаза и уткнулась ему в шею, и ровно в ту минуту, когда она расслабленно выдохнула и почувствовала, как отступают годы одиночества, в замке парадной двери с щелчком повернулся ключ Карлайла.
Глава двадцать первая
Эйнар заплатил водителю пять рейхсмарок, и такси уехало. Его фары чиркнули по оголенным веткам азалии и вывернули на улицу. Круглая подъездная дорожка погрузилась во тьму, мягко светился лишь фонарь над дверью. Изо рта Эйнара вырывались облачка пара; он уже чувствовал, как холод подбирается к ногам. Сбоку от двери была черная резиновая кнопка звонка. Эйнар медлил, не решаясь нажать на нее. Надпись на медной табличке «Дрезденская городская женская консультация» покрылась каплями влаги. На другой табличке перечислялись фамилии врачей: доктор Юрген Вильдер, доктор Петер Шойнеманн, доктор Карл Шеррес, доктор Альфред Больк (профессор).
Эйнар нажал на звонок и подождал. Изнутри не доносилось ни звука. На первый взгляд, клиника скорее походила на виллу в окружении берез и лип, обнесенную кованой оградой с острыми, как пики, прутьями. В кустах шуршал какой-то мелкий зверек – то ли кошка, то ли крыса, – искавший укрытия от холода. Пелена тумана сгущалась, и Эйнар едва не забыл, где находится. Он прислонился лбом к медной табличке и закрыл глаза.
Он позвонил еще раз. С той стороны скрипнула дверь и послышался голос, такой же приглушенный, как шорох зверька в кустах.
Наконец парадная дверь открылась, и на Эйнара воззрилась женщина в юбке практичного серого цвета и подтяжках, плотно облегающих плечи и бюст. У нее были седые волосы длиной до подбородка и серые, как юбка, глаза. Глядя на нее, можно было подумать, что она никогда не высыпается, словно обтянутый кожей штырь в глотке мешает ее голове опуститься, покуда весь мир отдыхает.
– Да? – вопросила она.
– Я Эйнар Вегенер.
– Кто?
– Я приехал к профессору Больку, – сообщил Эйнар.
Женщина сложила руки на складках юбки.
– К профессору Больку?
– Он на месте?
– Позвоните завтра.
– Завтра? – Вокруг Эйнара как будто сомкнулось плотное кольцо.
– Вы, верно, решили, что тут ваша подруга? – спросила женщина. – Поэтому пришли?
– Не понимаю, что вы имеете в виду. – Эйнар чувствовал, как ее цепкий взгляд скользит по нему, по чемодану с одеждой Лили. – Я могу здесь переночевать? – со стороны услышал он свой голос.
– Это женская больница.
– Да, знаю.
Он развернулся и побрел на темную улицу, где долго простоял на углу в круге света от фонаря, висевшего на проводе над перекрестком. Наконец подъехало такси, и уже почти светало, когда он снял номер в гостинице «Хёритциш» неподалеку от Центрального вокзала в Альтштадте[86]. Стены комнаты, оклеенные обоями с трельяжным узором, не отличались толщиной, что позволило Эйнару на слух ознакомиться с тарифами проститутки из номера по соседству. Не сняв одежды, он лежал в темноте на стеганом одеяле и слушал, как к станции, скрежеща тормозами, подъезжает поезд. Несколько часов назад на вокзале женщина в пальто, подбитом кроликом, предложила Эйнару проводить ее до дома, и сейчас при одной мысли о ней его лицо запылало от стыда. Ее голос смешался в голове Эйнара с голосом проститутки из соседнего номера, перед глазами замелькали их накрашенные губы и разрезы на хлипких юбках. Он закрыл глаза; ему стало страшно за Лили.
Когда назавтра он пришел в консультацию, выяснилось, что профессор Больк не сможет его принять.
– Он вам позвонит, – сказала фрау Кребс, женщина в серой юбке.
От этих слов Эйнар, стоявший под фонарем на больничном крыльце, заплакал. День выдался таким же студеным, как прошлая ночь. Слушая, как хрустит под ногами гравий подъездной дорожки, Эйнар двинулся прочь; его трясло от холода. Других дел у него
