«Кто это делал вам перевязку?» Я объяснил, что делал сам. «Неплохо, но неумело». Рана успела за это время сильно загноиться, и нога опухла. Доктор рявкнул: «Труакар!» Это еще что?.. Но когда увидел, что мне грозит, то сердце упало: не то длинная игла, не то шило… а в ушке продет род фитиля, обмакнутого в йод. Не дай боже… Навалились на меня двое дюжих санитаров. Шило стали продергивать взад и вперед сквозь ногу. Если бы не склонилась надо мною молоденькая сестра, может, и завопил бы. Но при ней было неудобно… Гной выдавили, сделали тугую перевязку, и рана постепенно закрылась…
Эвакуировали меня в Новороссийск, где в госпитале среди сестер были знакомые и даже старые друзья (Машенька Хомякова, баронесса Элли Нолькен и т. д.). Уход был отличный. Спал я на балконе и чувствовал себя прекрасно.
На крошечном угольщике приплыл я в Батум, где на нашей даче в Махинджаури отдохнул от трудов праведных. В полк вернулся уже позже, осенью, на Киевский фронт. В Батуме пришла фантазия отпустить усы и бороду. Когда вернулся на фронт, князь Голицын спросил: «Бритва есть?» – «Так точно!» – «Сбрейте эту дрянь!»
Встреча с галичанами
Осенью 1919 года эскадроны Сводного полка Кавказской кавалерийской дивизии под сумрачным свинцовым небом двигались по проселочным дорогам нашего Юго-Западного края.
Среди старших офицеров было много больных, и на мою долю выпала немалая честь и тяжелая ответственность впервые командовать дивизионом, то есть обоими Нижегородскими эскадронами.
Ротмистры Тускаев и князь Сергей Львов были больны, так же как и штабс-ротмистры князь Юрий Абашадзе и граф Лев Шамборант, полковники Борис Шереметьев и князь Борис Голицын были при штабе полка, а барон Дмитрий Фиркс заведовал пулеметной командой. Словом, я оказался самым старшим из младших офицеров. Среди них были налицо: Михаил Эссен, Алексей Маклаков, Иван Старосельский, Николай Болдырев, Сергей Кишинский, князь Никита Лобанов-Ростовский, бывшие вахмистры Козлов и Люфт, прикомандированные к полку корнет Майборода (Дагестанский конный полк), поручик Самопаленко (отряд генерала Шкуро) и казак-хорунжий Алексей Беднягин.
Мы продолжали двигаться среди густого тумана, когда вдали показалась длинная колонна, состоявшая из пехоты, конницы, артиллерии и большого обоза.
Сводным полком командовал полковник Северского полка Попов. Он вызвал и приказал двинуть Нижегородский дивизион наперерез противнику, задержать его огнем и тем дать полку возможность фланговой атаки.
Выходило, что роль нижегородцев была не особенно привлекательной: незаметно продвинуться под прикрытием ряда низких холмов, неожиданно появиться перед врагом, спешиться и задерживать его огнем, оставив северцам Попова пожать все лавры. По крайней мере, так мне казалось тогда…
Крупной рысью двинулся наш дивизион… Трудно было угадать, с какой скоростью двигался неприятель за холмами и с какой быстротой следовало двигаться нам самим, дабы вовремя загородить ему дорогу. Ведь возможно было, что противник, завидя наш полк, стал двигаться быстрее… Противник? Кто он? Партизаны? Какие партизаны?..
Наконец я решил свернуть направо. Мы перевалили возвышенность и увидели неприятеля совсем близко – меньше версты, чего я никак не ожидал. А полк еще совсем далеко…
Что делать? Остановились. С коней валил пар… Надо было мгновенно решаться – или спешиваться и открывать огонь, ждать приближения полка, и в таком случае дать противнику время развернуться… или же – вопреки ясному приказанию – атаковать самим, пока колонна врага не развернулась, и в таком случае не дать ему опомниться!
Соблазн был немалый, и я не выдержал: «Шашки вон, за мной!»
Шли мы в атаку под легкий откос в тумане, по пожелтевшей, уже тронутой морозом траве. Одним глазом следил я за канавками, другим – за противником и за своими драгунами.
Нас приветствовали слабым огнем. Атака выходила мизерная. Скакали нестройной толпой – более слабые кони отставали. Попалась глубокая канава, через которую усталые лошади карабкались как-то по-собачьи – нет чтобы перемахнуть! Некоторые кони попадали…
К счастью, противник не оказался на высоте. Эскадрон галичан отделился от колонны, бросил свою пехоту и стал быстро удаляться, вернее, просто удирать. Пехота была, видимо, в замешательстве. Когда мы были уже близко, огонь пехотинцев ослабел и особого сопротивления они не оказали. Лишь упорно, но неудачно, как-то по-любительски, стреляли три пулемета…
Впоследствии Иван Старосельский говорил: «Помню, как сейчас, как один солдат, прикрываясь за орудиями, прицелился в меня. Я успел рубануть его по голове, но шашка соскользнула и даже не прорубила папаху… Солдат улыбнулся и удрал…»
Убитых у нас не оказалось, были лишь легко раненные. Пехота противника побросала винтовки. Трое пулеметчиков, которые оказались китайцами, были нами убиты. Одного застрелил старший Маклаков, который тут же сделал еще одну зарубку на приклад карабина – мстил за расстрел отца! Оказалось, что нашими противниками были галичане-партизаны, роль которых в этой сумбурной войне была неясной…
Запомнилась забавная картина. Наш однополчанин Вася Гоппер оказался зажатым на своем коне среди орудий. Артиллеристы бежали, упряжные кони, передки, пушки – все это смешалось и запуталось, вокруг бедного Гоппера замкнулось тесное кольцо, в котором было всего понемногу… «Это ты забрал пушки или пушки тебя забрали?» – крикнул я ему.
Подскакал наш полк, и полковник Попов стал сердито на меня кричать: «Вы слышали мои приказания? Ясно было сказано – ждать, пока полк…» и т. д.
Тут было помалости и зависти. Ведь нижегородцы одни взяли в плен роту пехоты, захватили 15 орудий и много пулеметов (было их в обозе еще штук 10). А главное, сам обоз, да еще какой (!)… нагруженный награбленным добром, «контрибуциями» и «дарами населения», включая повозки с ценной кожей для подметок, сахаром, мукой, крупой и другими продуктами. Галичане знали свое дело!..
Добавлю, что наш комполка обиделся на меня главным образом за то, что я в своем устном рапорте именно его поздравил с захватом орудий и прочего барахла. Он вскоре все же великодушно меня простил, так как выяснил, что я нарвался на врага прямо в упор, и, кроме атаки, выбора не было.
Захватили мы и двух «сестер», причем одну, не особенно привлекательную, взял под свое личное покровительство наш Козлов, тогда как вокруг другой, весьма красивой, увивалось немало наших господ. Обе они продолжали в наших рядах честно выполнять свой «долг перед Родиной» и в конце концов добрались с нами до самой Польши.
На мою долю в этом деле достался хороший бинокль, а главное – прекрасная караковая тракенская кобыла. В прошлую войну за захват 15 орудий нас бы засыпали орденами. Но в 1919 году можно было без особых усилий забирать пушки, не говоря уже про пулеметы – они в счет не
