– Видно, ты пришел до темноты, раз видел шкурки.
– Это было первое, что я заметил, – кроличьи шкурки, пришпиленные к деревьям.
– И решил сунуть нос в чужие дела?
– А ты бы не стал?
Фрэнк вынужден был признать, что поступил бы точно так же.
Десять минут спустя они уже сидели в машине, а еще через пятнадцать – ехали по Неваде. На улице было темно.
– Хорошая машина, – заметил Фрэнк.
Все как в рекламе: гладкий ход, красивая, мягкая, быстрая и тихая.
– Олдс сейчас ушел из автомобильного бизнеса – я так слышал. Но папаша хотел одну из последних его машин.
– Куда мы едем?
– Как насчет Чикаго?
Фрэнка это немного удивило, но он ответил:
– Я люблю Чикаго. Год там жил.
– Завтра «Кабс» играют. Против «Кардс». Сезон почти закончился. Со второго места им не подняться, но я бы сходил.
Фрэнк пожал плечами. Они вылетели с восточного края Невады, и перед ними протянулось ровное шоссе, такое же бледное и прямое, как проход между темными кукурузными полями. Фрэнк никогда раньше не был в машине, за рулем которой сидел бы другой подросток.
– Давай, – согласился он.
1938
Фрэнк знавал парней, которые делали все, что хотели, но Лоуренс Филд был первым из его знакомых, кому хватало денег и воображения, чтобы расширить горизонты и не ограничиваться курением сигарет, низкопробным пойлом, прогуливанием колледжа, попытками пощупать девчонок и воровством. Лоуренс Филд никогда не воровал – это было ниже его достоинства, – и именно из-за него Фрэнк задержался в Университете Айовы на первую четверть и вернулся к началу второй, проведя три недели на ферме. Фрэнк с Лоуренсом редко виделись, но Лоуренс решил одну из его проблем: он нашел ему работу в лаборатории по садоводству, так что Фрэнк смог снять комнату, по крайней мере на несколько месяцев, пока не сойдет снег.
Оказалось, что Лоуренсу двадцать, хотя выглядел он моложе Фрэнка. Несмотря на то что отец заставлял его работать в рассаднике и на семейной ферме с малых лет, он все еще «ждал своего скачка роста».
– Это еще впереди, – говорил он. – У нас в семье все живут вечно.
Лоуренс объявился через неделю после возвращения Фрэнка с рождественских каникул. «Летучее облако» прибавило скорости – у его мотора был узнаваемый звук, – а потом затормозило под его окном. Фрэнк выглянул.
– Надень что-нибудь приличное, – крикнул Лоуренс. – Гулять охота.
Фрэнк ничего не имел против того, чтобы поторопиться, когда Лоуренсу было охота гулять, – уже через пять минут он спустился по лестнице в костюме и пальто из верблюжьей шерсти, которое нашел в ломбарде в Де-Мойне. Лоуренс обожал ломбарды. Фрэнк уселся на пассажирское сиденье, отметив про себя, что в машине больше никого нет, и спросил:
– Опять в Чикаго?
После той игры «Кабс» (победа со счетом 5:1) они ездили в Чикаго еще три раза.
– Лучше, – сказал Лоуренс. – Рок-Айленд.
– Рок-Айленд! – воскликнул Фрэнк. – Рок-Айленд – помойка.
– Погоди. В любом случае мне нужно выпить.
Будучи отпрыском знаменитого семейства, Лоуренс подходил к делу «ответственно» и не пил в Айове, где все еще действовал сухой закон.
«Летучее облако» действительно летело – восемь цилиндров, и все мощные. Прямо по Невада-стрит в Коло, затем на юг от Ашертона, по индейским территориям вокруг Тамы и через холмы, походившие на «американские горки». Затем они свернули на юг через Типтон и снова на восток через незнакомые Фрэнку холмы и леса – он никогда не бывал в Айова-Сити, хотя все собирался. Машина шла так гладко, что Фрэнк задремал и проснулся, только когда Лоуренс свернул. Он увидел большую подсвеченную вывеску: «Закусочная». Лоуренс свернул на просторную, полную машин парковку. Однако «Летучее облако» выделялось своей уникальностью. Лоуренс остановился в торце продолговатого здания и открыл дверь со своей стороны.
– Тут не так холодно, – сказал он. – Вряд ли тебе понадобится пальто.
Здание было двухэтажным с четырьмя дверями, но без окон. Мужчины входили и выходили через все двери, но Лоуренс направился к той, что располагалась ближе к центру обшитой дранкой стены. Фрэнк поспешил за ним.
– Это Маленький Чикаго, – сообщил Лоуренс. – Слышал про него?
– Возможно, – ответил Фрэнк, на сей раз искренне.
Длинная барная стойка сияла и была хорошо укомплектована. Подковообразной формы, она вдавалась в разнобой столов, а латунная подножка мерцала в свете множества ламп, которые одновременно притягивали Фрэнка к стойке и подчеркивали темноту вокруг. Вращающиеся табуреты с красными сиденьями были привинчены к полу. Лоуренс уселся на табурет и наклонился к бармену, как, похоже, делал это уже много раз. Фрэнк, который прошлой весной посетил всего два бара в Чикаго, повторял за ним. Положив локти на стойку, он заметил под латунной подножкой металлический желоб и наклонил голову, чтобы получше его рассмотреть.
– Сюда писают, – сказал Лоуренс. – Я сам никогда так не делаю, но некоторые не хотят покидать насиженное место. – И действительно, в этот момент мимо них потекла темная, блестящая струя воды. – Бармен делает это каждые минут пятнадцать.
В этот момент бармен спросил:
– Могу я вам что-нибудь предложить, джентльмены?
Он наклонился вперед, присматриваясь, но не к Фрэнку, а к Лоуренсу.
– Думаю, «Олд Фитцджеральд» с содовой, – ответил Лоуренс.
