было много, учительница не успевала за всеми уследить, и было очень весело. Помнишь, как Фрэнк поставил мышеловку в туалете, где всякие задиры прятали папиросы?
– Никогда о таком не слышал.
– Нам тогда было лет по семь. Я считала его очень смелым и умным. Мальчишки были старше нас, но после мышеловки они к нам больше не приставали, наверное, из-за того, что Фрэнк такой хитрый. А еще как-то раз он засунул полусгнивший крысиный хвост в сапог одному из забияк. Была зима, парень не глядя сунул туда ногу. А мы все знали, что там внутри. Ох, как мы хохотали! Но сейчас так никто не делает. Я за ними все время слежу.
– Наверное, когда Лиллиан и Джейн пойдут в старшую школу, у тебя останется всего четверо.
– Может, школу вообще закроют.
Она вытащила мисочку малины, и они стали есть одну ягоду за другой.
К полудню они добрались до третьей линейки рядов. Джо думал о том, что станет делать Минни, если школу закроют. Она никогда не намекала, что хочет уехать из дома, да он и не представлял, как без нее будет справляться миссис Фредерик.
В последнем ряду Минни шла впереди, срывая метелки, до которых могла дотянуться, а Джо собирал те, что повыше. Она надела соломенную шляпу (Джо тоже). Он не видел даже ее затылка, зато видел бедра и лодыжки. От вида ее ног его вдруг охватило странное ощущение – как будто его слегка бросило в жар, и не отпускало, даже когда они вернулись к корзине с едой. Они попили воды, уселись на одеяло в тени высокой кукурузы и разделили остаток еды: сэндвичи с колбасой, салатом и первыми в этом сезоне помидорами на мамином домашнем хлебе; а потом – линцерское печенье миссис Фредерик с джемом посередине, только она во всей округе готова была тратить время на то, чтобы печь такие причуды. Джем был ежевичный, один из любимых Джо.
– Раньше я прятала печенье под пальто, – сказала Минни, – и Фрэнки щекотал меня, пока я не давала ему одно.
Видимо, у Джо на лице появилось выражение уныния, потому что Минни пояснила:
– Нам было всего восемь.
– Меня он тоже щекотал. Но не ради печенья.
– А зачем?
– Чтобы я описался.
– Злобно.
– Это Фрэнки.
– Братья и сестры бывают вредными. Даже Джейн Моррис толкает свою сестру Люси, а я никогда не встречала ребенка более смирного, чем Джейн. Наверное, вредничать по отношению к братьям и сестрам – закон жизни.
Джо не ответил. Он снова упустил смысл разговора.
– Спасибо за помощь, – сказал он. – Я отстегну тебе долю прибыли.
– О да, пожалуйста!
Они сложили одеяло, и Минни снова надела шляпу. Джо задумался о том, часто ли Минни размышляет о Фрэнки. Он был уверен, что Фрэнки о Минни не вспоминает вообще.
1939
Клэр родилась в день рождения Фрэнки, но во второй половине дня, а не в середине ночи. У Розанны и Уолтера было достаточно времени, чтобы добраться до больницы в Ашертоне. Там ее принял доктор Лискомб, и за ней ухаживало множество сестер, все в белой форме, и каждой лет по девятнадцать. Розанна уже и представить не могла, как рожала раньше, хотя помнила все до мелочей. В новой больнице все было обставлено по последнему слову: большие окна, поручни на кроватях, линолеум на полу, вращающиеся двери, в каждой палате всего по две койки. После того как доктор Лискомб принял роды, Клэр унесли и не возвращали часа четыре. Какое же это облегчение! Роды прошли легко – да и разве могло быть иначе, после пяти предыдущих, хотела бы Розанна знать, – но она чувствовала, что все равно заслужила отдых; когда она выспалась и ей дали подержать Клэр, она подумала, что впервые смотрит на своего новорожденного ребенка и не сходит с ума.
Клэр весила семь фунтов (семь фунтов и три унции – разве Розанна когда-нибудь раньше знала точный вес ребенка?). У нее был несколько приземленный вид. Она не была ни ангелом, ни красавицей, ни вместилищем всех надежд Розанны, в чем бы они ни заключались. («Интересно, в чем», – задумалась Розанна.) У ребенка были волосы Уолтера, нос Розанны и непонятно чьи глаза – может, бабушки Элизабет? Розанна улыбнулась ей – разве можно было удержаться? – и пригладила темные волосики. Со временем они выпадут, и на их месте вырастут другие. Она приложила Клэр к груди и едва не охнула. Она и забыла, что поначалу это бывает больно. Медсестра, которая принесла ребенка, спросила:
– Ох, а это не больно? На прошлой неделе у нас была дама, которая еще кормит грудью своего годовалого ребенка, так даже она морщилась, когда новорожденный кушал. Но не мне вам рассказывать.
Клэр все сделала как надо, сначала с одной стороны, потом с другой, и сестра, сказав «Замечательно!», унесла ребенка еще на четыре часа. Розанна забыла взять с собой книгу и потому решила еще вздремнуть.
Потом тайком от медсестер Розанна встала и немного походила, и когда в дальнем конце белого коридора, где располагался лифт, появилась ее мать, она стояла в дверях палаты. Поначалу Розанна приняла ее за Ому, так медленно она брела, опустив голову, как будто ее смущало величие чистых стен и высоких дверей в палаты. Розанна инстинктивно сделала шаг назад и прикрыла дверь, а потом глянула на свое отражение в круглом окошке. Она слишком стара, чтобы рожать, правда? Почти тридцать девять. Волосы собраны в вялый пучок. После рождения Фрэнки, которому уже девятнадцать, у нее на щеках появились ямочки, она поправилась, а волосы росли
