себе.
Уолтер поднялся. Если честно, так ли это плохо в нынешние времена? Взять вот Рольфа – он теперь служил им примером всего, что могло пойти не так. О чем бы ни попросили его бабушка Мэри, дедушка Отто, Опа и Ома, Рольф всегда соглашался, вроде бы даже с охотой. В конце концов это уже невозможно было вынести – так это видел Уолтер. И думая о Рольфе, он не мог не думать о том, как сам упал в колодец. Розанне он об этом так и не рассказал. Может, отчасти его спасло то, что за эти годы он иногда действовал, как сам считал нужным. Его тело, как будто само по себе, устремилось вперед и наверх. Ирония в том, что если бы он тогда самоубился, ему не пришлось бы прожить худший год своей жизни, но он все равно был рад, что остался жив.
Уолтер закрыл за собой дверь в комнату Джоуи и увидел, как на крыльцо вышли Лиллиан и Генри. Он слышал, как Генри сказал:
– Пойдем посмотрим на ягнят.
Лиллиан спросила:
– Как ты назвал своего?
А Генри ответил:
– Герцог.
Уолтер открыл дверь.
Это Лиллиан обо всем договорилась с мисс Перкинс. Мисс Перкинс была их учительницей – уже второй год. Эта немолодая женщина преподавала в разных школах, в том числе в Нью-Мексико. Лиллиан это казалось совершенной экзотикой, потому что мисс Перкинс поставила себе на стол два кактуса в горшочках и иногда говорила с ними по-испански. Мисс Перкинс вернулась домой к своей очень старой, слабоумной матери. Они жили в Денби. Некоторое время во всей школе было всего восемь учеников: Джоуи, потому что он был не совсем готов к старшей школе (и вообще он сказал Лиллиан, что не хочет туда, потому что над ним там точно станут издеваться); еще один мальчик двенадцати лет по имени Максвелл; Лиллиан и Джейн; мальчик по имени Лютер, десяти лет; девятилетний Роджер Кинг; Лоис, которой было шесть, ну, почти семь; и сестра Джейн, Люси, которой тоже шесть. Оказалось, что мисс Перкинс ездит в школу на машине, и она обычно подвозила Лоис и Лиллиан, поскольку они жили по пути (Джоуи ходил пешком или бегал, как делал всегда). Однажды после Рождества мисс Перкинс увидела, как Генри, словно безумный, махал из окна, когда они уезжали, и спросила, сколько ему лет.
– Четыре, – ответила Лиллиан, – но он умеет читать и писать буквы, и, по-моему, нужно позволить ему делать то, что он хочет, и ходить с нами в школу.
Мисс Перкинс разрешила – при условии, что он будет сидеть за партой и хорошо себя вести, и у него это получалось, когда Лиллиан давала ему книжку или бумагу с карандашами. И он начал ходить в школу. Уолтер не возражал потому, что Генри боялся животных, все время болтал и на ферме от него не было никакого толку; Розанна не возражала потому, что он все равно каждый день ревел, если рядом не было Лиллиан. Теперь он привык ходить в школу. Каждый вечер он раскладывал на полу у себя в комнате одежду, которую собирался надеть завтра, а каждое утро сам вставал и одевался. Когда мама спросила мисс Перкинс, как идут дела, та ответила:
– Что ж, у него огромные уши! Честное слово, вот прочтет ребенок что-нибудь вслух или скажет что-нибудь на другом конце классной комнаты, а если Генри это хоть немного интересно, он непременно поделится своим мнением. Ну хоть арифметику не поправляет. Очень бойкий ребенок.
– Это вы еще нашего старшего, Фрэнка, не знаете, – сказала мама. – Он такой же. Судя по всему, он будет поступать в Университет Чикаго.
– Бог ты мой, – сказала мисс Перкинс. – А почему не в Университет штата Айова? Там можно чему хочешь научиться.
Лиллиан, которая помогала Лоис вылезти через переднюю дверь машины, сказала:
– Я отведу Лоис домой.
Дамы продолжали разговор, а Лиллиан взяла Лоис за руку, и они пошли по обочине дороги, где не было снега. Вообще-то снег лежал уже только в канавах, а солнце грело все сильнее. Лоис расстегнула пальто.
Лиллиан и Лоис вскарабкались по ступенькам большого переднего крыльца Фредериков. Фредерики жили в очень красивом доме, которым Лиллиан, бывая здесь, каждый раз восхищалась. Дом приехал на поезде из Чикаго – вернее, приехали его части с инструкцией, как их собрать, – и она представляла себе, что все дома в Чикаго, все дома, которые видел Фрэнки по дороге в школу, выглядели, как этот. Они с Лоис открыли большую входную дверь из темного дерева со стеклянными витражами и вошли. Пальто повесили у камина. Миссис Фредерик как раз спускалась по лестнице.
– Я уверена, что видела, как на столе в кухне остывает печенье, – поприветствовала она Лиллиан. – Возможно, даже имбирное.
– Очень надеюсь, – ответила Лиллиан.
– Я тоже, – сказала Лоис.
– Пойду-ка проверю, – сказала миссис Фредерик.
Лиллиан очень нравились все Фредерики, и иногда, лежа ночью в кровати, она представляла себе их дом, где всегда кто-то шутил и никто никогда не ругался. Лиллиан воображала, что у Фредериков есть какой-то секрет, как этого добиться, и ей нравилось приходить и наблюдать за ними в надежде выяснить, что это за секрет.
Однажды утром после сева, когда не было школы, Джо пошел кормить животных и увидел в травянистой грязи под кустом шелковицы бледную, освещенную неярким светом тушу. Он сразу понял, что это, но все же подошел, присел и несколько минут гладил Эльзу по шее до корней гривы; потом закрыл ей глаз. Выглядела она неопрятно – он, наверное, уже неделю не чистил ее, и ее белоснежная шкура покрылась грязью. Сколько же ей было лет, двадцать три?