хотел бы обратить внимание Вашей Светлости на то, что подобным начинаниям, пользовавшимся поддержкой правительств, неизменно сопутствовал исключительный успех, и как раз сейчас мне известно весьма уважаемое лицо, чернокожий священник из Кейп-Коста. Я хорошо знаю указанного Густава Васу и совершенно уверен в его высокой нравственности.
Честь имею оставаться, мой лорд,
вашим покорным и преданным слугой
Гроув, 11 марта 1779 года
Матт. Макнамара. (314–316)
Эти письма, а также еще одно, от «долго прожившего в Африке» Томаса Уоллэйса, Эквиано представил епископу Лондона. Он принял Эквиано «очень тепло и приветливо, но, пояснив, что имеются некоторые формальные препятствия, а именно: епископы не считают нужным посылать новых миссионеров в Африку, в назначении отказал» (316). Нетрудно вообразить причины, по которым епископ отклонил прошение Эквиано, и они не имеют никакого отношения к его личности. «Некоторые формальные препятствия», столь осторожно упоминаемые Эквиано, скорее всего связаны с выбором рекомендателей. Макнамара был назначен помощником губернатора Сенегамбии в 1774 году и губернатором – в ноябре 1775 года, но большими симпатиями не пользовался, а как администратор оказался заносчивым, самодовольным, грубым и двуличным. Эдвард Мос, главный судья Сенегамбии, характеризовал его как «человека без образования, чрезвычайно жестокого, грубого и алчного, но обладающего необычайными природными данными [способностями].[296]В 1777 году его обвинили в оскорблениях, склонении к лжесвидетельству и незаконной торговле с французами. Томас Уоллэйс, его подчиненный, также был обвинен в склонении к лжесвидетельству. В июне 1777 года суд в Африке счел дело заслуживающим рассмотрения в Совете по торговле в Лондоне. В марте 1778 года Совет сообщил королю Георгу III, что нашел обвинения справедливыми, и рекомендовал отстранить обоих от должности. Апелляция Макнамары в Тайный совет была отклонена, и 28 августа 1778 года его официально уведомили об отставке. Эквиано следовало бы более тщательно подбирать себе рекомендателей.
Кроме того, епископ по понятным причинам не желал посылать в Африку нового миссионера, особенно во время войны, о которой Эквиано не счел нужным упомянуть. И было не самым мудрым шагом намекать на Филипа Куаке, «весьма уважаемое лицо, чернокожего священника из Кейп-Коста». Это был уже второй миссионер, посланный Обществом распространения Евангелия за рубежом в Кейп-Кост, британскую торговую факторию на Золотом Берегу, в нынешней Гане, первым же стал достопочтенный мистер Томас Томсон, отправленный в 1751 году. Четырехлетняя миссия Томсона была отмечена болезнью и полным отсутствием успехов в обращении местных африканцев. Прежде чем сдаться и возвратиться в Англию, он предложил послать в Англию несколько местных юношей «из хороших семей», дабы «образовать их в литературе и в основах христианской религии», а затем вернуть в Африку «для распространения этих знаний в их собственной стране».[297] В результате Куаке в возрасте приблизительно тринадцати лет оказался в 1754 году в Англии вместе с еще двумя африканскими юношами. Финансировали их Общество распространения Евангелия за рубежом и «Компания предпринимателей, торгующих с Африкой», занимавшаяся работорговлей и управлявшая связанными с ней береговыми факториями. Двое из мальчиков умерли в Лондоне, один после прививки оспы, а другой в доме умалишенных. В 1765 году епископ Лондонский рукоположил Куаке в священники. На следующий год вместе со своей английской женой Куаке вернулся на Золотой Берег в качестве миссионера. Как видно из писем, которые он в течение пятидесяти лет отсылал в Англию, он достиг не большего успеха, чем Эквиано среди индейцев москито. Он постоянно просил Общество о поддержке, которая так и не была ему оказана. В 1788 году Общество публично жаловалось на неудавшееся миссионерство Куаке: «Он не добился ни малейшего успеха среди местных черных; и вся его миссия, похоже, заключалась в крещении нескольких мулатов и детей из гарнизона… В последнее время он совершенно отклонился от целей Общества и своих служебных обязанностей, уделяя больше внимания торговле, нежели религии».[298] И хотя Куаке покинул Африку уже в юности и вернулся в место своего рождения, он ощущал себя почти совершенно чуждым культуре родины и ее народу. Трудно вообразить, насколько более чужим ощущал бы себя Эквиано, если бы епископ Лондонский удовлетворил его прошение, и даже в том очень маловероятном случае, если бы он был послан миссионером в Игболенд.
Вновь потерпев неудачу на миссионерском поприще, Эквиано, по-видимому, провел следующие несколько лет в поисках занятия. Между уходом в том же в 1779 году от Макнамары и «весной 1784 года», когда он «опять решил проведать старый океан», он провел несколько месяцев между 1780 и 1782 годами в должности слуги у Джорджа Питта, барона Риверса. Барон командовал состоявшим из восьми рот подразделением Дорсетширской милиции, базировавшейся в Коксхизе возле Мейдстоуна в графстве Кент, на юго-востоке Англии. Коксхиз был самым крупным из военных лагерей, устроенных в начале 1778 года по всей южной Англии в ожидании высадки соединенных сил Франции и Испании. Угрожавшая Британии опасность и ответственность за это лорда Норта послужили темами нескольких писем «Густава Васы» в Morning Post.[299] После поражения Британии в битве при Саратоге, Франция 6 февраля 1778 года заключила военный союз с американскими колониями, восставшими против британского правления. В июне 1778 года на стороне американцев в войну вступила Испания. 29 марта 1778 года командование над британским флотом метрополии принял Август Кеппель, 1-й виконт Кеппель, хотя сам он являлся откровенным противником войны с колонистами. В мае 1778 года он оказался не в состоянии воспрепятствовать объединению средиземноморского и атлантического флотов Франции и отступил в Спитхед в ожидании подкрепления. Разъяренный его плохо скрываемым критическим отношением к военно-морской политике правительства, лорд Норт заменил его на посту командующего флотом Канала сэром Чарльзом Харди. Харди получил в свое распоряжение около сорока линейных кораблей, но перед угрозой шестидесяти кораблей франко-испанского флота, собранного для переправки через Английский канал тридцатитысячной франко-испанской армии, также решил отступить в Портсмут. Как отметил Игнатий Санчо в письме другу 7 сентября 1779 года, Харди был вынужден «отдать суверенитет над каналом врагу – [первый лорд адмиралтейства] л[ор]д С[эндви]ч отбыл в Портсмут, чтобы стать свидетелем унижения Англии – и собственного позора».[300] Санчо был далеко не единственным, кого «охватил страх перед вторжением, беспорядками, барабанами, солдатами и прочими неурядицами – у всех в городе [Лондоне] сейчас два занятия: учиться французскому языку и военному делу».[301] Британию от вторжения уберегла только медлительность французов.
С окончанием войны Эквиано снова пришлось искать объект приложения своих сил. В 1783 году он из любопытства проехал по «восьми графствам Уэльса». Любознательность едва не стоила ему жизни, когда в угольной шахте в Шропшире произошел обвал, похоронивший одного из его спутников. В следующем
