году он нанялся «стюардом на новый красивый корабль London, направлявшийся под командованием капитана Мартина Хопкинса в Нью-Йорк», город с почти тридцатитысячным населением. Эквиано «город… очень понравился: он весьма велик, отлично выстроен и изобилует всевозможными товарами» (317). London вернулся в Англию в январе 1785 года, и Эквиано нашел Хопкинса таким «приятным» начальником, что отправился с ним в новое плавание, на этот раз в Филадельфию, чье население удвоилось со времени его первого посещения двадцать лет назад. Эквиано покинул Лондон в марте, а возвратился в августе 1785 года. Следующее плавание, оказавшееся для него последним, сложилось не столь удачно. Он «отправился в Америку стюардом на Harmony с капитаном Джоном Уиллетом, покинув Лондон курсом на Филадельфию в марте 1786 года». Всего через одиннадцать дней они потеряли фок-мачту, и поэтому «в море пришлось провести девять недель, из-за чего рейс прошел не очень успешно, рынок для наших товаров оказался плохой, и что еще хуже, капитан принялся за старые игры, столь привычные свободным неграм в Вест-Индии». К счастью, в Филадельфии Эквиано «нашел немало друзей, которым удалось до некоторой степени образумить [капитана]» (320). В Лондон он вернулся в первую неделю августа 1786 года, чтобы обрести ожидавшие его служение и миссию.[302]
Глава десятая
Черные бедняки
Вернувшись в начале августа 1786 года в Лондон, Эквиано «был приятно удивлен тем, что правительство благоволило одобрить план нескольких филантропов, намеревавшихся перевезти африканцев из Англии в их родные края, и что уже зафрахтованы корабли для доставки их в Сьерра-Леоне… план, делающий честь всем, вовлеченным в его осуществление». Новость «исполнила [его] молитвами и радостью» (226). «План нескольких филантропов» стал прямым следствием войны, которую Эквиано не счел нужным упомянуть в автобиографии.[303] За два дня до возвращения Эквиано филантроп Грэнвилл Шарп писал архиепископу Кентерберийскому: «Эти несчастные негры, страдающие сейчас на наших улицах от голода, оказались здесь самыми разными путями. Некоторых действительно привезли в качестве слуг, по большей части офицеры; иные являются роялистами из Америки; но большинство из них – моряки, приплывшие на кораблях королевского флота из Ост– или Вест-Индии или служившие на флоте во время войны, а потому заслуживающие всемерной защиты и справедливого воздаяния».[304] Основные военные действия на суше и на море практически завершились с победой 19 октября 1781 года армии Джорджа Вашингтона и его французского морского союзника над Чарльзом Корнуоллисом в сражении при Йорктауне в Виргинии. Однако Парижский мир, официально подведший итоги Семилетней войны, был подписан только 3 сентября 1783 года. До заключения мира британцы продолжали контролировать Чарльстон в Южной Каролине, Саванну в Джорджии и Нью-Йорк. Под их властью оказались тысячи бывших невольников, привлеченных обещанием свободы всякому рабу мятежников, который присоединится к британцам. В конце войны они были эвакуированы в основном в Канаду и Англию. Из приблизительно пятисот тысяч рабов, проживавших в британской Северной Америке к началу гражданской войны, известной теперь, как Американская революция, вероятно не менее сотни тысяч оказалось за линией фронта на британской стороне. Хотя по окончании военных действий большинство из них было вывезено хозяевами-лоялистами в Вест-Индию, около двадцати пяти тысяч перешли к британцами и получили свободу.[305] Согласно седьмой статье проекта мирного договора, подписанного в Париже 30 ноября 1782 года[306], Британия обязывалась отвести свои военные силы «со всей уместной быстротой, не производя никаких разрушений и не увозя с собой негров или иной собственности американских жителей». В окончательном тексте мирного договора статья не претерпела изменений. Несмотря на сильные возражения со стороны Джорджа Вашингтона и других, чьих рабов освободила Британия, британцы настаивали на том, чтобы статья 7 не применялась к черным, нашедшим убежище за линией фронта до подписания мира. Британия считала себя связанной честью, не позволявшей возвращать этих рабов бывшим хозяевам, и после официального окончания войны в 1783 году сотни бывших рабов в конце концов очутились в Лондоне.
Парадоксально, но, хотя Британия к 1780-м годам стала наиболее активным участником трансатлантической работорговли, на протяжении многих лет она также оставалась обетованной землей свободы для рабов британских колоний, особенно североамериканских. Как свидетельствует опыт Эквиано, полученный на кораблях королевского военного флота и в самой Англии, правовой статус раба ставился в Британии под сомнение задолго до Американской революции. В 1762 году Паскалю не пришлось бы тайком отправлять Эквиано из Англии, будь он уверен в неоспоримости своего права продавать его. И Эквиано не стал бы грозить Паскалю лондонским судом, если бы не верил, что обладает в Англии юридическим статусом, которого был лишен в британских колониях.
При всей неопределенности статуса рабства в Англии де юре, неудивительно, что в восемнадцатом веке он оставался неясным и де факто. Мировой судья сэр Джон Филдинг сетовал в 1768 году, что рабы, которых привозили в Лондон из Вест-Индии,
прибывают сюда не прежде, чем поставят себя на равную ногу с прочими слугами, пропитаются духом вольности, наберутся упрямства и, по наущению ли других или по собственным наклонностям, начнут подумывать о требовании жалованья сообразно собственным представлениям о своих достоинствах… Немало уже появлялось здесь чернокожих мужчин и женщин, причинявших столь сильное беспокойство и представлявших такую угрозу доставившим их сюда семействам, что от них предпочитали избавиться, отпустив на волю; ныне же они сбиваются в общества и занимаются тем, что морочат голову и сеют недовольство в каждом новом черном слуге, попадающем в Англию; и прежде всего, помогая принять крещение или вступить в брак, что, по их убеждению, делает их свободными (хотя уже постановлено нашими самыми сведущими юристами, что ни одно из сих обстоятельств никоим образом не влияет на право хозяина распоряжаться рабом). Однако тем самым они привлекают на свою сторону толпу, что вполне отвечает их устремлениям, а когда рабов таким образом сманивают, то восстановление прав собственности делается для хозяев не только затруднительным, но и небезопасным.[307]
Грэнвилл Шарп начал кампанию за пересмотр судебного подхода, основывавшегося на мнении Йорка-Толбота, с тем чтобы сделать рабство, незаконное в Англии де факто, таковым и де юре. Шарп родился 19 ноября 1735 года в Дареме и был младшим сыном архиепископа Нортумберлендского и внуком архиепископа Йоркского. Он получил лишь школьное образование и готовился к торговому поприщу. В пору ученичества у лондонского квакера – торговца полотном Шарп самостоятельно выучил древнегреческий и древнееврейский языки, чтобы лучше понимать Библию. Первые его публикации были посвящены библеистике и лингвистике. В 1758 он получил место в Артиллерийском департаменте снабжения, которое счел нужным оставить в 1776 году из-за оппозиции войне с мятежными американскими колониями.
Шарп включился
