ВЕСЕННЯЯ ТРЕВОГА
Как от берега мысли отчалили.Я, в тревоге, осталась одна.Только скука лилась опечаленноВ дождевую завесу окна.Это — Муза Далекого СтранствияПокидала насиженный дом.Пробуждала заглохшие станции— Как свирелью — томящим свистком.Отправлялась в далекое плаванье,Под томительный шепот весны,Покидая угарные гавани,Оставляя тревоги и сны.И, меня заразившая песнею,С первой птицей звенела она —— Что на свете всех весен чудеснееГолубая земная весна.
МОЕЙ МАТЕРИ
Тихи и темноглазы облака;Твои глаза еще темней и тише.Я знаю, что дорога далека,И даже ты мой голос не услышишь.
Я по ночам шепчу слова тебе,Которых даже ты понять не сможешь;Ты, в дыме верст, покорная судьбе.Сама на сон ласкающий похожа.
И, как ребенок, я рассказываю сну.Когда он низко голову наклонит,Как ты приходишь в шорохе минут.Кладешь на сердце теплые ладони.
Пусть стынут версты, пусть далек твой дом,Я жизнь покорно, радостно приемлю,Пока твоя любовь своим крыломМне осеняет эту землю.
1938
ПАМЯТЬ О ПРАГЕ
Туманный город серебристых башен,Ласкающий, старинный, кружевной,Как детство, в жадной памяти украшенПочти немыслимой весной.
Его торжественны седые сводыИ куполов зеленая парча.Спеша, толкаясь, убежали годы,Как школьники, в проулках топоча.
И в час бессонницы, взволнованный и гулкий,Безмолвно вороша старинные листы,Опять я огибаю переулки,Пересекаю сонные мосты,
Чтобы, минуя площади и парки,Тоску тугую утопив в слезах,В тенистой нише, где-нибудь под аркойУвидеть юности лукавые глаза.
«Вся моя жизнь»
Кирилл НАБОКОВ*
ОХОТА
Я уплываю. Я вплываю в ночь охотником за птицами и снами, —и мир дневной отступит тихо прочь, ночь длинной тенью ляжет между нами.
И тени, падая зигзагами, дрожат, и воет зверь, луной обрызган рыжей, —голубоватый снег, и по снегу скользят упругие, оранжевые лыжи.
И птица раненая бьет крылом, роняя кровь, глотая иглы стужи, —на белом снеге огненным пятном застыл предсмертный, изумленный ужас.
Снег бьет в лицо. Стремительно бегу, весь мир вокруг задохся в снежном плаче, —и черной тенью, глыбами в снегу встают из леса сумрачные дачи.
Я возвращаюсь в полутьме домой, и мир дневной уже в окно стучится, —и вот летит, подстреленная мнойна белом снеге, огненная птица.
«Воля России». 1931. № 1–2
«Ночь падает тяжелой гроздью звезд…»
Ночь падает тяжелой гроздью звезд,а день гудками и стальным стенаньем,и вянет мир веселых, нежных розот электрического тусклого сиянья.
Как двойственный понять союз,двойного мира чуткое вращенье,по небу черному бегущее виденье,и плач, и смех, и шепот муз?..
«Воля России». 1931. № 1–2
ГРОЗА
Молчание перед грозой. И вдруг прорвавшееся оцепененье.Так начинается. Так крепнет звук дождя. Так тенью все застилается вокруг.
И каплет с крыш. Растут бунты, и, соумышленница бури,в дрожаньи капель проступаешь ты, предвестница грозы в лазури.
И хлещет ветер в темноте. Но вот желтеющее полыханье, —дома, деревья, целый мир встает в мигающем, как сон, сознаньи.
Пока, шагая напролом, через мятущиеся сводысоюзником не вступит гром нас обступающей свободы.
Тогда, ворвавшись в голоса, лиловой молнией отметин,раздвинет гулом небеса идущее, как гром, столетье.
«Скит». I. 1933
ТВОРЧЕСТВО
Как он поет! Он хочет жить — восторг, он бьется ночью в облаке сирени;дневные встречи, как безликий морг, где лишь неузнанные тени.
Вплывают звезды. Голубую горсть я зачерпну, я развернусь, я брошу, —пускай летит, — лови, лови, мой гость, мою сияющую ношу.
И словишь ты. В раскрытое крыло душа метнется птицей и застынет.и сквозь звенящее, морозное стекло ты пронесешься в звездную пустыню.
«Скит». 1.1933
«Шуршанье в кустах, и в прозрачном, как небо, пруде…»
Шуршанье в кустах, и в прозрачном, как небо, пруде —шорох и колыханье.Звездная ночь, она бьется в зеленой воде,как мертвое воспоминанье.
И плещет о берег. И в омут кидаясь, как в сны,в блаженное головокруженье,из знойного плена дерев и весныдрожащие падают тени.
Ленивой волною текут под откос,в зеленую воду, и там замирая,но снова и снова в шумящий хаосиз плеска воды, как из сна, возвращаясь.
Из сна возвращаясь… ты помнишь, тогдатакое ж струилось и гасло сияньеиз ночи разлуки… забудь… навсегда…улыбка и музыка, и прощанье.
«Скит». III. 1935
«В зеркальных ледянистых лужах…»
В зеркальных ледянистых лужахстояла темная вода,а ночь была холодный ужас;срывалась черная звездаот гулких ливней и ветровна безнадежные деревьяи на бульвары городов,на наши дымные кочевья.И прошумели небеса,как отшумят воспоминанья; —в пустые темные глазаплывет холодное сиянье.И непришедшая весна,как будто медля в отдаленьи,в безглазые провалы снакрылатою спускалась тенью,напоминая нам еще,что под неистовством несчастийнаш крик и трепет освещендушой, разорванной на части.
«Скит». III. 1935
IN MEMORIAM HOELDERLIN [107]
Диотима, вернись… я сгораю, падая в тьму;ты сквозь жизнь прорастала огромною тенью,ты зимою цвела, ты сияла мне одному,а зима отвечала горячею розой и пеньем.
Ты помнишь ту жизнь, Диотима? Тогдавсе ночи и звезды сквозь нас восходили, —и бились в дремоте, в зеркальных тенетах пруда,а в небе шумели орлиные крылья,
и черные клювы мерцали в ночи;любовь поднималась, как клекот на скалы…но крылья затихли… и солнца лучитекут и пронзают, холодные тонкие жала.
Все в ночь обращается… слышишь… все в ночь…и в солнце бессолнечном, в темные годы,я вижу тебя отступающей в ночь,в пустые пространства жестокой и спящей природы.
«Скит». III. 1935
УРОК РОМАНТИКИ
Огонь струится, свеча плывет,и гость стучится, ко мне идет.
Лиловым лоском цветы текут,горячим воском мне пальцы жгут.
И бьется звоном окно в огне,вечерний гомон плывет ко мне.
Влетают звуки, танцует мир,в дыму и скуке сырых квартир.
А гость садится у синих стен,взлетает птицей с цветком Кармен.
В звенящем танце идут за нейс глазами пьяниц и королей.
И в вихре темном кружась, кружась,в вечерний гомон ты унеслась.
Так каждый вечер прекрасен мир,безумный ветер по струнам лир.
Далекий отсвет страны твоей,дрожащий отсвет, игра теней.
РАССТАВАНЬЕ
