ОПЕРАЦИЯ
Бил эфир в виски. Тугое телоСиневатым паром истекло.Молчаливый ангел в маске белойНебо втиснул в тонкое стекло.
И звенела сталь на полках шкапаОстриями неотлитых пуль.Падали густые капли на полИ перебивали редкий пульс.
И никто не видел и не слышал,Как, взлетев эфирным холодком,Сердце, — голубь розовый, — на крышуОпустилось звонко и легко.
И, остановив часы и годы.Перепутав месяцы и дни,Сквозь небес полуденную водуПроступали звездные огни.
Шли удары тяжело и редко.Голубиный перебив полет:Это смерть в грудной огромной клеткеПробивалась медленно сквозь лед.
А когда тяжелые ресницыПроломили звездную дугу,Жизнь пришла со злым укусом шприца,С горьким жаром искривленных губ.
Прага, 1932 «Скит». I. 1933
БУМАЖНЫЕ КРЫЛЬЯ
От фабричной продымленной пыли,Из гудящих тоской городов,Вас уносят моторные крыльяИ скорлупы воздушных шаров.
Но тоска в этом мире — без меры,Вас несет в аппаратах стальныхВ голубые поля стратосферыПод растаявший глетчер луны.
И, зарытым в чертежные сети.Снится вам неотвязный кошмарО какой-то безумной ракете.Вас влекущей на розовый Марс.
Мы же, слабые, смотрим безмолвноНа заводов бетонную грань,На чертежные четкие волны,На прожекторов белую ткань.
Но и в нашем последнем бессильиРавных нам авиаторов нет:Нас уносят бумажные крыльяЗа орбиты остывших планет.
Прага, 1932 «Скит». I. 1933
«Вода густая у мостовых дуг…»
Вода густая у мостовых дуг,Или дурманное томленье газа,Иль дула холодеющего кругУ пристально расширенного глаза.
Не все ли нам равно, в какую дверьДо нас из этой жизни уходили,И на каком углу нас встретит смертьПорывистым гудком автомобиля…
Ведь самое простое, может быть.Упасть с раскинутыми врозь руками.Увидеть небо в лужах голубыхИ лечь щекой на отсыревший камень.
Чем долго ждать и плакать, и стареть,От неизбежной убегая встречи,Когда уже давно в календареДень нашей смерти праздником отмечен.
1932 «Скит». II. 1934
ПОСЛЕДНЯЯ ПРОГУЛКА
(Последняя поездка)
На радиаторе стрелаРвалась, дрожала и блестела.Машина звонко напряглаСвое взволнованное тело.
Катилось в дымчатом стеклеШоссе, стекая под колеса,И ветер с розовых полейВ лицо откинутое несся.
Сквозь дым сощуренных ресницЛомилось солнечное пламя,И шли столбы, срываясь внизРасплавленными проводами.
Взлетали птицы. Пел мотор.Шли в небе синие лохмотья.И было просто: столб в упор,На узком белом повороте.……………………………Но взглядом неподвижных глазМы видели, сомкнув ресницы,Как с радиатора стрелаВонзилась в небо белой птицей.
Прага, 1932 «Меч». 1934. № 11–12
«В перекличке часов, иссякающих даром…»
З. Г.
В перекличке часов, иссякающих даром,В беспощадно крутом обороте колесОползающей ночи несешь ты подарок —Тяжесть нового дня и бессмысленность слез.
Изнывает трамвай на тугом повороте.Прибывает у шлюзов густая вода.Ты же прячешь лицо в сквозняке подворотенИ одними губами считаешь года.
А на дальних путях — та же грусть семафоров,Полустанков бессменные ночи без сна, —Как тогда, как всегда, и по-прежнему скороОтцветает кустом придорожным весна.
Ты стоишь за шлагбаумом и машешь рукоюСквозь пронизанный дрожью предутренний час.Поднимается боль, и уже ты не скроешьПаутину морщин у заплаканных глаз.
Ожиданье растет, вырастая в огромный.Всеобъемлющий шум. И я знаю, ты ждешь,Что в такое же утро (ты знаешь? ты помнишь?)Под весенним дождем, сквозь прохладную дрожь,Ты со мной возвратишься в покинутость комнатИ в бессилии навзничь, как я, упадешь.
8.6.1933 «Скит». II. 1934
«Вошел рассвет нежданно в каждый дом…»
Вошел рассвет нежданно в каждый дом,Залив глаза бессонные тревогой.Рождался шум каким-то новым сномИ оседал у тихого порога.
А улицы слабеющая мглаДавилась долго пьяными слезами,Горела блеском воспаленных глаз,Томила голубыми синяками.
И стали новые слова — просты.Как давние, знакомые потери.Как путь от скомканных чужих простыньДо блоковской голубоокой Мери.
Шли уличные женщины домой.Глотая жадно просветленный воздух.Бессонная их ночь вела с собой,И им на плечи осыпались звезды.
«Вот только поднести к губам…»
Вот только поднести к губамПитье последнее земное,И целый мир другим отдам,И целый мир уйдет со мною.
Обвеет очертанья ртаНеповторимая усталость,И вдруг поймут, что я — не та,Совсем не та, какой казалась.
А день — такой, как день сейчас,Под солнцем, золотящим окна,Все так же в предвечерний часПротянет по небу волокна.
Так в сотый раз нельзя понятьЕдинственную мне награду:Оставить здесь стихов тетрадь,Которых никому не надо…
«Вся моя жизнь»
«Да, я запомню этих тихих дней…»
Да, я запомню этих тихих днейНикем не перепутанные звенья.Душистый ветер мягче и нежнейМои ласкает губы и колени.
Запомню я тоску воловьих глазИ мерный ход по вспаханному полю.Когда зеленый предвечерний часТомится в сладостно-невнятной боли.
Я вечера запомню блеклый цветИ облака седеющего локон,И поезда стоглазый силуэт,Летящий вдаль за чернотою окон.
За то, что в эти дни ты нов и тих,С таким неповторимо светлым взглядом.За то, что так легко летит мой стих,Когда я чувствую, что ты со мною рядом.
«Вся моя жизнь»
В ПАРКЕ
На лицах солнечные капли.Топорщит ветер платья складки.Вот дети — розовые цапли —Кричат призывно на площадке.
Здесь каждый лист кому-то нужен.Трава расчесана опрятно.Сквозь петли изумрудных кружевВсплывают жгучей сини пятна.
По оседающим уступамЖасмин свои рассыпал звезды.Влюбленно мне целует губыКрылатый, восхищенный воздух.
От поцелуя захмелею,Забуду явь, про птичье пенье:По желтой пробегу аллееНарвать дурманящей сирени.
И по траве, нежнее плюша,Кружась в бездумной жажде странствий.Плесну горящей песней душуВ бездонность синего пространства!
Нет, я молчу. Сжимаю руки.Иду с людьми степенно рядом,И старый сторож, полный скуки,Глядит мне вслед унылым взглядом.
«Вся моя жизнь»
«Дни опадают с жарким цветом лип…»
Дни опадают с жарким цветом лип,И все нежнее синие пустыни.Под шелест ржи, под легкий птичий скрипВдыхаю запах ветра и полыни.
В тишайший этот вечер я тиха,И мысли ширятся полей и неба тише,Как будто самого звенящего стихаСегодня я мелодию услышу.
Под пенье телеграфных проводов,— Нежнейшую из самых нежных музык —Я с человеческих срываю словЗемные и томительные узы.
И в этот вечер память о тебеКак тающих шагов невнятный шорох.Как эта стая белых лебедейНа синих опрокинутых озерах.
«Вся моя жизнь»
НА КАРЛОВОМ МОСТУ