В первом часу ночи, когда Наташа уже совсем отчаялась и решила, что Кожин не придет, в окно тихо постучали.
Наташа насторожилась. Она знала, что это не немцы. Те бы не так стучали. Не раздумывая ни секунды, девушка бросилась к двери и широко распахнула ее. Через порог переступил высокий, плечистый человек в маскхалате, с автоматом на груди.
Окинув быстрым взглядом комнату и двух женщин, вошедший спросил, обращаясь к Наташе:
— Вы — Наталья Петровна Ермакова? — и, когда Наташа кивнула, продолжил: — Я от майора Кожина. Здравствуйте. Извините, що так поздно, но есть одно важное дело… Кто у вас в доме?
— Это, моя мама. Больше никого нет. Хозяйка еще не приходила. А вы кто?
— Николай Бандура, командир взвода разведчиков.
— Проходите, садитесь… Вы, наверное, голодны?
— Спасибо, ничего не надо. Скоро уходим…
Надежда Васильевна стояла в стороне. Она с радостью заметила, как повеселела Наташа. Но у нее самой на душе было тревожно. Она боялась, что в дом внезапно нагрянут немцы и… «Господи, какое ужасное время!..» Решив, что гостя надо покормить, Надежда Васильевна вышла в сени.
— Как прошло совещание? — спросила Наташа.
— Хорошо. Договорились обо всем и уже разъехались. Майор хотел сам зайти к вам, но не смог. Вот меня послал. Просил передать вам и маме вашей привет.
— Спасибо… — взволнованно ответила Наташа. — Что еще просил передать майор?
— Ему стало известно, що вы сегодня видели Хмелева…
— Да, видела.
— Где он сейчас? Нам надо найти его. Из-под земля вырыть, а найти.
— Зачем?
— Он предатель. Трудно говорить об этом, но он предал нас. Предал своих товарищей. Из-за него погибли десятки моих однополчан. А он еще жив, гад, еще ходит по земле, дышит воздухом…
Наташу охватил ужас. Ей снова пришлось пережить то, что она пережила во время встречи с Евгением.
— Я должен найти его, — снова услышала она гневный голос Николая. — Такой человек не может жить на свете. Он должен умереть.
— Скажите, Николай, когда Хмелев в ноябре вернулся в полк, он сообщил майору о дате наступления немцев?
— Нет, Наталья Петровна, ведь эти данные вы сообщили через Олега.
— Я просила порознь и того и другого. Я думала, так вернее будет. Если бы один из них погиб в пути, дошел бы другой и передал вам.
— Мы получили сведения только через Олега, а Хмелев об этом не сказал ни слова. А вот что он немцам потом об этом вашем поручении рассказал, это точно.
— Но почему же меня немцы не арестовали?
— Не арестовали, так арестуют. Вам нельзя больше возвращаться в город. Товарыш. майор советует уходить в лес, к партизанам.
«Уходить… С какой бы я радостью ушла к своим!» — подумала девушка, а вслух сказала:
— Нельзя мне уходить отсюда. И Кожин хорошо это знает. Другому человеку надо все начинать сначала, а я… Мне они пока верят.
— Вы уверены в этом?
— Абсолютно. Им не к чему придраться.
В комнату вошла Надежда Васильевна. В ее руках была тарелка с несколькими картошинами, сваренными в мундире, и кусок черного хлеба.
В этот момент распахнулась наружная дверь и на пороге появился Чобот. В белом маскировочном костюме, одетом поверх телогрейки и ватных брюк, он казался огромным. На поясе висели сумка с гранатами и ножевой штык. Автомат Чобот держал наготове — в правой руке.
— Що там случилось? — спросил Бандура.
— С западной окраины сигналят, что в деревню въехала машина.
Бандура еще не успел принять решение, как в дверь вбежал другой разведчик.
— У ворот остановилась легковая машина! — сообщил он.
Наташа побледнела.
— Товарищи военные, вам надо уходить отсюда! — предложила перепуганная Надежда Васильевна.
— Сколько людей в машине? — не ответив Ермаковой, спросил Бандура.
— Двое. Водитель и офицер.
— Это он, Вебер, адъютант Мизенбаха! — воскликнула Наташа.
— Адъютант Мизенбаха? — с какой-то затаенной радостью переспросил Бандура и, обернувшись к Чоботу, приказал: — Офицера пропустить, водителя…
— Ясно, товарищ старшина.
— Только без шума.
— Есть!
Разведчики вышли в сенцы. Надежда Васильевна быстро подошла к двери, накинула крючок и посмотрела на старшину.
— Что вы задумали? Он ведь может выстрелить… Поднимет тревогу.
— Ничего, обойдется.
На крыльце послышались шаги. И тут же кто-то нетерпеливо постучал в дверь.
— В спальню, скорей! — скомандовала Надежда Васильевна, не понимая еще, как намеревается поступить Бандура. — В случае чего выбейте там окно и уходите. Я задержу его.
— Ничего не надо делать, Надежда Васильевна.
Бандура по-прежнему стоял на месте, ждал немца. Наташа схватила его за руку и с силой потащила в соседнюю комнату. Надежда Васильевна подошла к двери, спросила:
— Кто там?
— Обер-лейтенант Вебер! — донесся голос из-за двери. Надежда Васильевна колебалась.
— Открой, мама, все равно от него не отвяжешься, — выйдя из спальни, сказала Наташа.
Ермакова откинула крючок. В комнату вошел разъяренный обер-лейтенант.
— Почему не открывайть?!
— Но ведь сейчас ночь, господин офицер.
— О-о-о!.. Ви есть сердитый женщин. Это есть не карошо! — выпалил Вебер и обернулся к Наташе: — Фройляйн, мне надо поговорить с вами.
— Я вас слушаю.
— Гм-м… но я думаль, мы можем говорить без… без наблюдатель…
— Оставь нас на минуту, мама.
Надежда Васильевна вышла. Наташа вопросительно посмотрела на Вебера.
— Вы сегодня как-то по-особенному смотрите на меня, фройляйн Наташа.
— А как я должна смотреть на вас? — Наташа тоже перешла на немецкий язык.
— Ну, вы сами знаете. Вы даже не пригласили меня сесть.
— Я нездорова, господин Вебер. Если можно, давайте перенесем наш разговор на другой раз.
Это окончательно вывело из себя Вебера. Он не для того пятнадцать километров тащился сюда в такой холод, чтобы уехать ни с чем. Если эта девчонка не сдастся по-хорошему, то он найдет способ заставить ее…
— Нет, черт возьми! Вы меня почти два месяца, как мальчишку, водите за нос. Я приехал за окончательным ответом.
— Я вам уже ответила.
— Не спешите. Подумайте хорошенько, прежде чем дать окончательный ответ. Поверьте честному слову офицера… Я не могу жить без вас.
— Я очень тронута вашим вниманием, но согласиться на ваше предложение не могу.
— Напрасно, — глядя ей в глаза, сквозь зубы процедил Вебер. — Я думал, вы будете посговорчивей, но теперь…
Мне, видно, придется действовать по-другому, и вы, фройляйн, придете ко мне сами, на коленях, со слезами станете молить, по будет уже поздно… На одном из допросов Хмелев, небезызвестный вам, проговорился, что отлично знает вас. Я предвкушаю услышать интересные подробности… Я сам лично допрошу его, вы поняли?
Из спальни вышла Надежда Васильевна и остановилась у порога. Вебер так был увлечен, что даже не заметил ее появления.
— Я прошу вас, господин Вебер, дать мне еще несколько дней на размышление…
— Нет, к черту! — заорал Вебер. — К черту! Вы и так слишком долго думали. Вы…
Обер-лейтенант не договорил. Он услышал какой-то неясный шум в соседней комнате и ринулся было туда.
— Кто там?
На его пути встала бледная, решительная Надежда Васильевна.
— Не пущу туда. Там спальня, — твердо сказала Ермакова.
Наташа в ужасе ждала, чем кончится этот неравный поединок.
Немецкий офицер оттолкнул в сторону Надежду Васильевну, решительно распахнул дверь и… стал пятиться назад. Прямо перед собой он увидел огромного русского автоматчика в белом балахоне. Тот стоял на пороге и грозно, исподлобья смотрел на него.
— С женщинами воюешь, обер-лейтенант?
Одновременно с появлением Бандуры бесшумно открылась входная дверь, и на пороге выросла мощная фигура Чобота.
Вебер секунду колебался, потом взялся за кобуру. Но в этот момент Чобот схватил его за кисть правой руки и крутнул ее с такой силой, что офицер, охнув, опустился к ногам разведчика.
— Только спокойно, господин фашист. Спокойно, — отбирая парабеллум, утешал обер-лейтенанта Чобот.
5
В эту ночь генерал фон Мизенбах не мог уснуть. Заложив руки за спину, ссутулившись, он долго ходил по поскрипывающим половицам кабинета и размышлял о том, как не повезло ему здесь, у стен русской столицы.
Особенно огорчало его то, что последняя операция по окружению русских группировок в районе Щукино и Голощекино, разработанная вместе с самим фельдмаршалом, провалилась в самом начале. Дивизии, обходящие русских с флангов, были остановлены на полпути и разгромлены. И обиднее всего было то, что вину за провал этой операции Клюге взвалил на него, Мизенбаха, и доложил об этом командующему группой армий «Центр», а тот — фюреру. Тут же от фельдмаршала фон Бока и из ставки посыпались грозные телеграммы. Его называли слабовольным и бездарным военачальником, грозили снять с должности и отдать под суд, если он не примет решительных мер и не продвинется со своими войсками вперед, как было намечено по плану операции.
