яйцами, сахаром и маслом.
Генерал Бредов опасался, как бы его воинские части не разбежались. Поляков это не беспокоило. Однако они обещали в свое время вернуть и нас в Крым…
Жизнь в лагере мне вскоре смертельно надоела. Я решил бежать, долго готовился, достал штатское платье и все остальное, нужное для побега, ждал случая. Таковой представился, когда поляки решили выпустить из лагеря еще находившийся там немецкий элемент, главным образом немцев-колонистов. Один из них (некий Кристиан Кристман) в то время заболел. Мне состряпали документы на его имя, и я попал таким образом в «немецкий» транспорт. Колонисты прекрасно знали, кто я такой, но дружески скрывали при перекличках под видом больного.
С этими немцами доехал я до Варшавы и явился там к нашему военному агенту. Мне выдали документы на мое имя, дали секретное донесение генералу Врангелю. Пробыв дней десять под Варшавой, сел я с корнетом Балашовым (Переяславского драгунского полка) в поезд, шедший в Вену.
Все шло гладко до станции Скерневицы. Там польские жандармы арестовали нас и посадили за решетку. Впопыхах не дали вынести наш багаж из вагона – получите, мол, на границе! Я, признаться, не знал, как быть с секретным донесением генералу Врангелю – боялся обыска… Пришлось ночью разорвать и съесть документ и конверт с горькими лиловыми печатями. Лежа на цементном полу спиной к часовому, медленно и с расстановкой жевал я злополучное донесение. Жевал зря…
Наутро вызвали нас к жандармскому унтеру с седыми подусниками. Услышав мою фамилию, он чуть не встал во фронт. От моего польского жандарма так и несло царской сверхсрочной службой. Выяснилось, что нас приняли за большевистских агитаторов. Отпустили с извинениями, но вещей наших мы так больше и не видели. Все это было досадно и абсурдно…
Оказались мы вечером в Вене под проливным дождем и в одних пиджаках, с 2—3 кронами в кармане. Переночевали за одну крону в ночлежном доме с венгерскими коммунистами и всяким другим сбродом. Узнали, по счастью, что в датском Красном Кресте можно получить даровые билеты до Белграда: это было время переселения народов… Там дали не только билеты, но и по паре нижнего белья, которое мы с Балашовым тут же загнали на улице. Больше всего нас мучил голод. За выручку от проданного белья мы купили три большие краюхи хлеба на дорогу. Так странствовали белые офицеры, направляясь обратно в Крым… В элегантном ресторане Венского вокзала старорежимный кельнер был несколько удивлен нашим видом и тем, что мы скромно ограничились супом. Потребовалось трое суток, чтобы добраться до Белграда: три дня и три краюхи хлеба… Впрочем, почти все наши спутники походили на босяков, на нищих, и все жевали хлеб…
В Белграде старые знакомые нас обласкали, дали помыться, накормили, снабдили деньгами, предоставили возможность отдохнуть и прийти в себя.
Потом через болгарскую Варну мы вернулись в Крым, куда позднее из Польши прибыла и вся бредовская армия… В Крыму давался последний акт драмы Гражданской войны. Нас стало меньше, а красных больше. Надежды оставалось мало, откровенно говоря – никакой.
КРЫМЦЫ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА В ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ, ВООРУЖЕННЫХ СИЛАХ ЮГА РОССИИ И В РУССКОЙ АРМИИ. 1918—1920 годы[462]
Весной 1918 года с приходом германских войск в Крым восстановилась в Симферополе нормальная жизнь. Смогли и остававшиеся в городе крымцы собраться и обсудить создавшееся положение. Собралось 15 господ офицеров и решено было обязательно восстановить полк в рядах Добровольческой армии. Некоторые господа офицеры уже смогли пробраться в Добровольческую армию. Первыми были ротмистр Двойченко[463], совершивший так называемый Дроздовский поход[464] из Ясс в Новочеркасск в должности командира 2-го эскадрона конного дивизиона (в будущем 2-го офицерского конного генерала Дроздовского полка) и штабс-ротмистр Семичев[465], который, несмотря на изуродованную больную ногу, был участником 1-го Кубанского генерала Корнилова Ледяного похода.
Под германской оккупацией формирование полка было, конечно, невозможно, но приготовления к формированию уже начались, а как только германские войска эвакуировались из Крыма, и Крым был занят частями Добровольческой армии, то на основании приказа командующего Крымско-Азовской армией от 7 декабря 1918 года сразу же был сформирован Кадровый эскадрон Крымского конного полка.
Полковник Бако[466], как старший штаб-офицер полка, поместил в местной газете объявление следующего содержания: «Приказом Добровольческой армии и с согласием краевого военного министерства в г. Симферополе формируется кадровый эскадрон Крымского конного полка. Всем чинам Крымского конного полка предлагаю вступить в ряды родного полка. Кавалеристов офицеров, юнкеров, вольноопределяющихся и добровольцев приглашаю в полк на общих для Добровольческой армии основаниях. Прием заявлений будет производиться с 7 декабря с 10 до 12 ч. дня в здании Офицерского собрания Крымского конного полка. Полковник Бако».
Помимо своих кадровых крымцев, откликнулось много офицеров, как кавалеристов, так и из других родов войск; много добровольцев из учащейся молодежи явилось для зачисления в ряды полка; широко откликнулось татарское дворянство (мурзы), но татарские народные массы остались глухими к призыву полковника Бако. Произошло это по причине очень большой агитации крайне левонастроенной и шовинистической грунты из татарской интеллигенции, призывающей татар не идти в ряды Добровольческой армии, и в частности в Крымский конный полк, поскольку он формируется на общих добровольческих основаниях. Но все же главной причиной отказа татар вступать в ряды полка считалось их опасение, что в случае неудачи Добровольческой армии в Крыму их ожидает тогда со стороны большевиков полное уничтожение; ведь после первого выступления против большевиков они очень пострадали, а если еще раз выступят добровольно, то будет значительно хуже. Если была бы мобилизация, то тогда им было бы оправдание. Но мобилизации не было!
Жаль, что не пошли татары в полк. Хорошие были солдаты, стойкие, отличные в разведке, исполнительные; потом, когда была объявлена мобилизация, они все же пошли, но пока пришлось примириться с их отсутствием. Тем не менее дело формирования «кадрового эскадрона» пошло очень успешно. Все приходившие со своими лошадьми назначались в конный взвод, а остальные в пеший. На первой неделе формирования уже был полный комплект, а через месяц «кадровый эскадрон» развернулся в дивизион. 1-й и 2-й эскадроны лошадей не имели, а конный взвод, превратившийся в конный эскадрон, был назван 3-м. Вместо татар 1-й и 2-й эскадроны пополнились добровольцами немцами-колонистами, стремившимися в Добровольческую армию, чтобы иметь возможность защищать свои семьи и имущество от большевиков-коммунистов. Почти все добровольцы приходили хорошо одетыми, что было очень важно, так как в дивизионе запасов обмундирования не имелось и рассчитывать на интендантство пока еще
