люди не начинают войн. Они становятся участниками, если война уже идет. Тезис «голодные бунтуют» хорош для объяснения, почему войны становятся
более ожесточенными, но не почему они начинаются. Падение цен на товары ведет к голоду и отчаянию, и люди быстрее оказываются готовы пойти на преступления или восстание. Следовательно, когда война уже идет, все, что привело народ к бедности, способствует разбуханию армии и росту потерь. Однако, хотя в мирное время каждая из сторон с тем же удовольствием будет набирать голодных людей в армию, наращивая силы, эти солдаты будут тренироваться, а не воевать. И стимулы для сохранения мира у обеих сторон останутся прежними [15].
Это соответствует уже известным данным. В Колумбии падение мировых цен на кофе активизировало столкновения, потому что война уже шла. В глобальном масштабе мы с коллегами выяснили, что периоды падения цен делают войны более продолжительными и ожесточенными, но не увеличивают вероятность их начала. Периоды засухи в Африке подтверждают эту закономерность.
Из всего описанного я сделал вывод, что нужно рассматривать конфликты стратегически. Анархия в экономике может породить анархию в политике, но только после того, как пять фундаментальных логических предпосылок к войне сведут к нулю диапазон переговоров [16],
Это означает, что ликвидация бедности и сглаживание экономических потрясений, наверное, не смогут предотвратить войну, У стран есть множество хороших способов диверсифицировать экспортное производство, сделать фермеров менее зависимыми от количества осадков и создать подушки безопасности для людей и бизнеса, от которых отвернулась удача. Но подавление конфликтов не входит в этот список. Мы можем предпринимать подобные действия в разгар войн, способствуя их окончанию, но, на мой взгляд, тратить на это внимание и скудные средства для поддержания мира чрезвычайно неэффективно, все равно что укреплять броней не те части самолета. Если стоит цель избежать насилия, более эффективными окажутся способы, о которых пойдет речь в последней главе.
Другие побочные корни войны
Упомянутые идеи – «женщины ведут к миру» и «голодные бунтуют» – отражают то, о чем я говорю в этой книге: когда кто-то заявляет, что то-то и то-то разжигает конфликт, я надеюсь, вы остановите его и зададите вопрос в свете того, что мы уже выяснили: к какой из пяти логических предпосылок это относится? Возможно, ни к одной из них. Возможно, это толчок лишь к конкуренции, а не к борьбе. А может, ни то ни другое, а какой-то окольный путь.
Существует множество факторов, которые затрудняют победу в войне и способствуют затягиванию конфликта. Среди них – бедность и падение доходов. А также сильно пересеченная местность, внешние силы, финансирующие повстанцев, возможности наркотрафика и наркоторговли и многое другое. Но нельзя путать эти факторы с силами, которые повышают вероятность самого конфликта. Позвольте представить три окольных пути.
Один – резкий рост численности населения страны, кошмарный демографический «молодежный бугор». Молодежь совершает большинство актов политического насилия, придерживается линейного мышления, поэтому страны с очень высоким процентом молодого населения менее стабильны. Впрочем, при некотором размышлении становится непонятно, почему численность молодежи влияет на склонность лидеров страны к войне, уровень неопределенности или проблемы обязательств. Суммарный уровень тестостерона или агрессивности? Возможно. Но возьмите две страны примерно с одинаковым уровнем доходов на душу населения. У той, в которой больше молодежи, больше запас потенциальных бойцов, что предполагает (если уж на то пошло) более ожесточенную и разрушительную войну, которую она может себе позволить. Это должно расширить диапазон переговоров и удержать соперника от крайних мер. Честно сказать, я не вижу особой связи между демографией и стимулами к миру. Видим, поэтому трудно прогнозировать вероятность войны на основании возраста и численности населения, особенно если учитывать сложность определения военных потерь [17].
Другое серьезное опасение – жесткая этническая идентичность и неизбежность конфликтов, к которым она, как полагают, приводит. Достаточно много мятежей и гражданских войн происходило по линиям расовых и племенных соприкосновений, чтобы можно было утверждать, что раздробленные общества глубоко нестабильны и склонны к вражде и неверным представлениям. Но во множестве этих историй как-то выпадает из внимания, что каждое общество в той или иной степени раздроблено и что большинство этнических групп не воюют. Возможно, поэтому во многих исследованиях не удается установить связь между конфликтами и количеством этнических групп или уровнем неравенства между ними. Если что-то имеет значение, так это степень поляризации соперников и то, насколько влияют на их отношения неверные представления и эмоциональный накал, а не этническая принадлежность сама по себе [18].
И наконец, изменение климата. Климатический кризис – однозначный стресс для всей планеты, он может кардинально изменить нашу жизнь во многих смыслах. Повышение воинственности – один из них. Возьмите те же войны за воду. Не составит труда найти прогнозы мрачного будущего с постоянными конфликтами из-за водных ресурсов. Но нехватка воды – явление распространенное, а война за нее – нет. В этом есть смысл. Если пирог – это водные ресурсы, большой он или маленький, война за него все равно обойдется дорого. Размер этого хлюпающего пирога не должен влиять на диапазон переговоров. (Изучение периодов засухи говорит о том же: внезапное сокращение водных запасов может способствовать продолжению уже идущей войны, но ни в коей мере не ее развязыванию [19].)
Разумеется, проблема изменения климата шире, чем проблема воды, и есть более тревожные свидетельства. Ряд исследований показывает, что за повышением температуры окружающей среды следует рост межличностного насилия и числа столкновений между группами: возникают новые конфликты, а уже существующие длятся дольше и становятся более ожесточенными. В чем дело?
Если говорить об убийствах и насилии между мелкими группами, жаркие дни действительно могут способствовать повышению общей агрессии. Но маловероятно, чтобы это привело к продолжительной схватке между большими группами, поэтому нужно поискать другое объяснение. Температурный шок плохо сказывается на экономике, но маловероятно, чтобы жара или голод, как и шоковые явления в торговле, подтолкнули человека к бунту; другое дело, если этот бунт уже происходит и к нему можно присоединиться. Социологам еще предстоит выяснить, в чем дело. На мой взгляд, наиболее вероятное объяснение заключается в том, что корни войны растут отовсюду, как мы уже обсуждали, и экстремальные климатические явления лишь подводят наиболее нестабильные страны к грани, за которой начинается насилие [20].
Если это верно, насилие провоцируют не засуха или перепады температуры, а другие шоковые явления: ошибки лидера, неудачное покушение, убийство девочки и этнический бунт, который за ним следует. Изменение климата следует присоединить к массе отдельных сил, которые осложняют навигацию в узком каньоне. Я не предлагаю игнорировать его. Когда хронически
