судьбы.
Когда Фидель Кастро в первые годы Кубинской революции обратился во Всемирный банк и Международный валютный фонд за поддержкой для восстановления валютных резервов, истощенных диктатурой Батисты, оба учреждения ответили, что сначала Куба должна принять программу стабилизации, которая подразумевала, как и везде, демонтаж государственной системы и заморозку структурных реформ [64]. Всемирный банк и МВФ тесно связаны и работают на общие цели; они были созданы одновременно на конференции в Бреттон-Вудсе[122]. США обладают четвертью голосов во Всемирном банке, в то время как 22 страны Латинской Америки вместе едва набирают менее одной десятой. Всемирный банк следует за интересами США, как гром следует за молнией.
Как объясняет Всемирный банк, большая часть его займов направлена на строительство дорог и других транспортных путей, а также на развитие источников электроэнергии, «что является необходимым условием для роста частного предпринимательства» [65]. Эти инфраструктурные проекты действительно облегчают доступ сырья к портам и мировым рынкам и способствуют развитию уже денационализированной промышленности в бедных странах. Всемирный банк считает, что «в максимально возможной степени конкурентоспособная промышленность должна оставаться в руках частного сектора. Это не означает, что банк абсолютно исключает кредиты государственным предприятиям, но он берет на себя такие обязательства только в тех случаях, когда частный капитал недоступен и если будет доказано, что участие правительства совместимо с эффективностью операций и не оказывает неоправданно ограничивающего влияния на развитие частной инициативы и предпринимательства». Предоставление займов обусловлено выполнением стабилизационной программы МВФ и своевременной выплатой внешнего долга; кредиты Всемирного банка несовместимы с введением политики контроля за прибылью компаний, «настолько ограничительной, что прибыль не может быть четко определена, а тем более использоваться для будущего расширения» [66]. С 1968 года Всемирный банк в значительной степени перенаправил свои кредиты на поддержку программ контроля рождаемости, планов в области образования, агробизнеса и туризма.
Как и все другие финансовые структуры международного уровня, банк также является эффективным инструментом вымогательства в пользу вполне определенных держав. С 1946 года на посту президентов Всемирного банка последовательно находились видные представители американского бизнеса. Юджин Р. Блэк, возглавлявший Всемирный банк с 1949 по 1962 год, впоследствии вошел в состав правлений множества частных корпораций, одной из которых является Electric Bond and Share, крупнейший в мире энергетический монополист [67]. Какое интересное совпадение – в 1966 году Всемирный банк заставил Гватемалу принять «почетное» соглашение с Electric Bond and Share как предварительное условие для реализации гидроэнергетического проекта Jurún-Marinalá. Это «почетное» соглашение включало выплату значительной компенсации за возможный ущерб, который могла бы понести компания в бассейне реки, переданной ей безвозмездно всего несколько лет назад. Кроме того, соглашение обязывало государство не мешать компании свободно устанавливать тарифы на электроэнергию в стране. Также в 1967 году Всемирный банк обязал Колумбию выплатить 36 миллионов долларов компенсации компании Colombian Electricity Company, филиалу Bond and Share, за изношенное оборудование, недавно национализированное. Таким образом, колумбийское государство купило то, что уже принадлежало ему, поскольку срок концессии компании истек в 1944 году. Три президента Всемирного банка принадлежат к сфере влияния клана Рокфеллеров. Джон Дж. Макклой возглавлял банк с 1947 по 1949 год, а вскоре после этого вошел в совет директоров Chase Manhattan Bank. Его сменил Юджин Р. Блэк, который, напротив, пришел в банк из совета директоров Chase. В 1963 году его преемником стал Джордж Д. Вудс, еще один человек из окружения Рокфеллеров. По совпадению Всемирный банк непосредственно участвует, обладая одной десятой частью капитала и предоставляя существенные займы, в крупнейшем проекте Рокфеллеров в Бразилии – Petroquímica União, самом масштабном нефтехимическом комплексе Южной Америки.
Более половины займов, которые получает Латинская Америка, поступает из государственных и частных учреждений США, предварительно одобренных Международным валютным фондом (МВФ); международные банки также предоставляют значительную долю. МВФ и Всемирный банк усиливают давление, требуя от стран Латинской Америки перестроить свою экономику и финансы для обеспечения выплат по внешнему долгу. Выполнение взятых обязательств, являющееся ключевым элементом «международной добропорядочности», становится все более сложным и одновременно более строгим. Регион переживает то, что экономисты называют «долговым взрывом». Это порочный круг: объем займов растет, следуют новые инвестиции, а значит, увеличиваются выплаты по амортизации, процентам, дивидендам и другим обязательствам. Для выполнения этих выплат страны вынуждены прибегать к новым вливаниям иностранного капитала, что создает еще большие обязательства, и так далее. Обслуживание долга поглощает все большую долю доходов от экспорта, которые сами по себе недостаточны из-за постоянного ухудшения цен для покрытия необходимых импортных затрат. Новые займы становятся столь же необходимыми, как воздух для легких, чтобы страны могли обеспечить себя. В 1955 году на амортизацию, проценты и прибыли от инвестиций уходила пятая часть экспорта региона; эта доля продолжала расти и приблизилась к точке взрыва. В 1968 году платежи составили 37 % экспортных доходов [68]. Если продолжать использовать иностранный капитал для покрытия дефицита торговли и финансирования утечки доходов от империалистических инвестиций, то к 1980 году не менее 80 % валютных поступлений будет уходить иностранным кредиторам, а общий объем долга превысит стоимость экспорта в шесть раз [69]. Всемирный банк предсказывал, что к 1980 году выплаты по обслуживанию долга полностью сведут на нет приток нового иностранного капитала в слаборазвитые страны, но уже в 1965 году приток новых кредитов и инвестиций в Латинскую Америку оказался меньше, чем средства, выкачанные из региона только на амортизацию и проценты для выполнения ранее взятых обязательств.
Индустриализация не меняет структуру неравенства на мировом рынке
Торговый обмен наряду с прямыми иностранными инвестициями и займами представляет собой своего рода «смирительную рубашку» международного разделения труда. Страны так называемого третьего мира обмениваются друг с другом пятой частью своих экспортных товаров, в то время как три четверти их внешних продаж направляются в империалистические центры, от которых они зависят [70]. Большинство стран Латинской Америки на мировом рынке ассоциируются только с одним сырьевым продуктом или одним видом продовольствия [71]. Латинская Америка располагает большим количеством шерсти, хлопка и натуральных волокон, а также традиционной текстильной промышленностью, но ее доля в объеме закупок пряжи и тканей в Европе и США составляет всего 0,6 %. Регион обречен в основном экспортировать сырьевые продукты, чтобы обеспечивать работой зарубежные фабрики. Эти продукты «в подавляющем большинстве экспортируются крупными консорциумами с международными связями, которые располагают нужными каналами на мировых рынках для продажи своей продукции на максимально выгодных условиях» – выгодных, разумеется, для самих консорциумов, а не для региона, обычно соответствующих интересам стран-покупателей, то есть по самым низким ценам [72]. На международных рынках сложился виртуальный монополизм
