И был таков!
Но он был совершенно не таков.
Ингвар не хотел знать, бросил бы он старика у Навьего озера. Но был искренне рад появлению веской причины не делать этого. Надо было что-то придумывать с девочкой, а кто мог помочь в этом лучше, чем бывший тиун? Который — в силу обстоятельств — будет обязан поговорить с ним начистоту.
Теперь, задним числом, все встречи обретали значимость, выстраивались в чреду осмысленных пометок на полях Мактуба.
Глава 62 Тысяча Талантов
Глава 62
Тысяча Талантов
Ингвар видел чудо.
Грязнулька тянула за шлею кобылку Бэкки, а за ними трусил породистый жеребец Бентэйна.
Фриз был взмылен и недоверчив. Рот порван удилами во время неуклюжих попыток раненого Бранда забраться на кохлани. Под весом сумок седло съехало на бок. Животное едва переставляло ноги из-за мешающейся подпруги.
— А этого как зовут?
— Рэкки.
Ингвар приговаривал, переплетая руну Инка, Девятого Лоа, и прозвище животного:
— Эйвс, Рэкки, Эйвс, Рэкки, Эйвсрэккиэйвсрэккиэйвсрэкки, эрс, эрс-эрс-эрс…
Лошадиная руна и лошадиное имя слились в одно сплошное мурлыканье, и конь дал прикоснуться к себе. После этого дело пошло легче.
Руна Эйвс. Руна Инка, Девятого Лоа — самозабвенного сказочника. Руна связи с животным. Подчинения. Направления. Зова. Эйвс. Эйвс. Эй-вссс…
Грязнулька на удивление споро ухаживала за лошадьми. Дело было не только в выучке. Сказывалась природная ловкость. И природная же потребность в любви, которую она в этой жизни видела только от животных. Звери тоже не чувствовали в девочке никакой угрозы. Распознавали своего собрата, пуганого зверька.
Так привечали на конюшнях и кошек, и собак.
Грязнулька занималась лошадьми.
Нинсон занялся трофеями.
Бентэйн снял куртку ещё рано утром, когда надевал латы. А Бранд скинул свою, как только заметил Ингвара. Поэтому они обе достались Ингвару.
— Двадцать-двадцать! Нам нужны денежки! — Великан азартно потёр руки и стал проверять карманы.
У Бранда была изящная куртка-жиппон из тонкой кожи цвета киновари. Нинсон ощупал жиппон на предмет тайника, зашитого где-нибудь самоцвета. Ничего. Всё в угоду хорошей фигуре. Даже карманов не было.
Чёрная жёсткая куртка бронированного Бентэйна порадовала подшитым изнутри жилетом дублёной кожи. А также шнуровкой на боках и рукавах — чтобы можно было надеть щитки для стрельбы или краги для боя. В утянутом виде то была обыкновенная куртка, а с полностью ослабленными завязками налезла на Великана.
Петли замыкались на крупные серебряные брелоки в виде черепов разных птиц в порядке их принадлежности Лоа: сокола, курицы, гуся, соловья, ворона, голубя, альбатроса, попугая, долгоносого киви, сипухи, чайки и грифа.
Бентэйн не переживал за фигуру. У него на куртке были карманы с застёжками из серебряных черепов. В одном лежала пузатая бутыль с изумрудно-салатовой жидкостью. Ингвар знал всего два напитка такого цвета. Откупорил пробку и понюхал. Так и есть. Густой травяной запах. Но не такой шибающе-полынный, как от туйона. Значит, мягкий, почти лечебный шартрез.
Ингвар хорошо помнил их рекламу.
«Сто сорок четыре вида трав!
Целый гросс в одной бутылке!»
Вспомнилась и реклама жёлтого шартреза:
«Шартрез! Теперь шафрановый!»
Ингвар сделал большой глоток.
Шартрез легко нашёл путь в желудок и терпко-горьким запахом вытеснил усталость и недомогания последних дней.
Ингвар сделал ещё один глоток, чувствуя, как уставшая кровь быстрее побежала по венам.
Вишнёвый самоцвет Мортидо пожелтел.
В другом кармане обнаружился ксон. Чёрное зеркало лежало на серебряной пластине граммов в двести. Витиеватым шрифтом, напоминавшим узоры доспехов Бентэйна, было выгравировано:
«На свете не бывает ошибочных мнений.
Бывают мнения, которые не совпадают с нашими, вот и всё».
Великан сжал кулаки.
— Мразь. Даже жалкая дворняга сможет отличать хорошее от плохого, а правильные действия от неправильных. Даже последний недоумок может сказать, что твои действия, твоё мнение о мире и о том, что следует делать, а чего не следует — это ошибочное мнение. Ошибочное.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ингвар сплюнул и добавил по буквам, каждый раз ударяя пальцем по чёрному зеркалу, потому что считалось, что так слово с большей вероятностью попадёт в Мактуб:
— Мразь.
Громоздкую вещицу дополняла обложка из кожи шипастой рептилии. Оставалось гадать, сколько стоила вся эта дебелая красота. Но Ингвар готов был отбросить эти богатства в сторону, как упаковку настоящего подарка. Потому что там, в кармашке плотной обложки, лежала квента.
Квента!
Пропуск в жизнь. Ингвар бережно достал карточку с обтрёпанными краями, осмотрел, убрал обратно. Великан не был похож на человека с портрета в квенте. Но лучше так, чем никак.
В ящике из железного дерева с Уроборосом на крышке оказался целый набор для ремонта и обновления амуниции. Катушки шёлковых ниток и впрок заготовленные перья. Рядком в специально выточенных углублениях покоились три колбы с подписями.
Колба с белёсым киселём, похожим на прокисшее молоко. «Клей».
Колба с густой маслянистой жидкостью табачного цвета. «Яд».
Колба с мелким порошком свекольного цвета. «Краска».
Ингвар рассовал их по карманам и надел куртку.
В том же ящике лежали два наруча, покрытых чёрной эмалью с тонкой работы рисунком — таким же Уроборосом, как на луке, и застёжками — змеиными головами. Получалось, что они тоже ели свои хвосты. Тонкая сталь могла бы защитить от пореза, но не от удара топора или меча. В этом смысле даже деревянный или костяной наруч с плотной поддёвкой были бы надёжнее в ближнем бою. Для лучника главное, чтобы был лёгким и гладким. А в случае Бентэйна, ещё и прекрасно выглядящим.
Правый наруч использовался редко. А вот левый порядком исцарапался. Нинсон надел их под куртку, зацепив ремешки на самое первое деление. Ручищи у Бентэйна были заметно мощнее.
Ингвар нашёл и одежду кукол: рубища из мешковины, перепачканные кровью и пахнущие мочой. Увидел, как девочка проводила взглядом отброшенные в сторону тряпки. А вот несколько пар добротно сделанных и совсем новых лаптей ей пригодятся.
Рубашка воина из отличного некрашеного полотна превратилась в сарафан до колен с горловиной-лодочкой. Рукава пошли на портянки, которые вместе с лаптями составили новую обувку для девочки.
Ингвар разжился шерстяными носками и тупоносыми башмаками Бентэйна, разношенными достаточно, чтобы Великан смог втиснуться.
По Грязнульке было не сказать, что она рада обновкам.
Та же история, что с прикосновениями.
— Ты что-нибудь знаешь о себе? Ты помнишь, откуда ты?
— Нет, — испуганно соврала девочка.
Очевидно, за рассказы о прошлом полагалось какое-то нешуточное наказание. Эдакая страховка от случайно заданных вопросов на постоялом дворе.
— Как звали твоих… ладно, неважно.
Нинсон хотел разузнать про родителей. Про родную деревню. Но подумал, что сделает это потом. Непонятно, как могла отреагировать девочка на такие разговоры. Зато понятно, что, какое бы место она ни назвала, он не сможет сейчас отвести её туда. Пусть этим займётся Михей в своё время.
Ингвар передал Грязнульке щегольской красный жиппон.
— Это теперь твоя куртка.
Это произвело на девочку впечатление. Она с опаской приняла подарок. И замерла. Ингвар не желал терять время попусту и сам облачил её.
Вначале Нинсон обрадовался. Подумал, что он, дурень, напрасно ожидал радости от подаренных лаптей. А вот если дать Грязнульке что-то интересное, то радость, природная женская радость от красивой вещи, пробьётся через годы, напильником прошедшиеся по душе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Уж эту-то черту кукловодам не вытравить никакими издевательствами. Но потом понял, что ошибся. Девочка оцепенела отнюдь не от радости. Жиппон — хозяйская вещь, которую было страшно трогать и опасно испортить.
