попросила она, указав на сквер с каштанами перед отелем «Бельвю», чем-то напоминавшим крепко сбитого спасателя, сидящего на вышке и окидывающего берег Эльбы зорким взглядом. – Расскажите, пожалуйста, об операции.
Накануне у Греты возникло ощущение, что профессор Больк ее избегает; она провела в Дрездене уже два дня, а он никак не реагировал на просьбы о встрече, которые она передавала через фрау Кребс. В разговоре с Урсулой она даже упомянула, что надеется на телефонный звонок профессора, однако он так и не вышел на связь. А теперь она привела его в свой номер. Они сидели в креслах у окна и пили кофе, который подала горничная с кружевной наколкой в волосах.
– Первая операция прошла успешно, – начал профессор Больк. – Она была довольно простой. Шов заживает, как и положено. – Он поведал Грете о том, как провел операцию в хирургическом амфитеатре, где однажды утром, еще до рассвета, Эйнар стал Лили. Профессор пояснил, что все контрольные обследования – анализы крови, мочи и ежечасное измерение температуры – свидетельствуют о нормальном процессе выздоровления. От инфекции Лили предохраняла листерианская[103] методика обеззараживания. – Сейчас самая большая проблема – это физическая боль, – сказал Больк.
– И как вы с ней справляетесь?
– Морфин. Одна инъекция в сутки.
– Это не навредит ее здоровью?
– В общем, нет. Через пару недель мы отменим уколы. Но сейчас она в них нуждается.
– Ясно. – Теперь, когда Больк находился рядом, опасения Греты по его поводу рассеялись. Он такой же, как большинство других важных и занятых людей: добиться встречи с ним практически невозможно, однако, если уж удалось его перехватить, он отнесется к вам со всем вниманием.
– Меня беспокоили ее кровотечения, – продолжал Больк. – Крайне нетипичные. Это заставило меня предположить патологию одного из внутренних органов.
– Какого?
– Я не знал. Поражение селезенки. Повреждение слизистой оболочки кишечника. Да что угодно. – Больк скрестил ноги.
Сердце Греты забилось чаще: ей стало страшно за Лили.
– С ней ведь все хорошо, да? Нет причин волноваться?
– Я ее разрезал, – сообщил профессор.
– В каком смысле?
– Вскрыл ее брюшную полость. Знал, что там что-то не так. По опыту сразу это понял.
Грета на мгновение зажмурилась. На внутренней стороне век перед ней возникла картина: острый скальпель проводит на животе Лили алую линию. Руки профессора Болька раздвигают разрезанную плоть, ему помогает фрау Кребс. Усилием воли Грета отогнала неприятный образ.
– Как выяснилось, Эйнар действительно был женщиной. Ну или, по крайней мере, частично.
– Но я знала это и раньше, – возразила Грета.
– Нет. Вы не понимаете. – С блюда, поданного горничной, Больк взял звездочку сахарного печенья. – Тут дело в другом. Случай весьма необыкновенный. – В его глазах вспыхнул интерес, и Грета догадалась: он из тех врачей, которые мечтают, чтобы какую-нибудь болезнь или хирургическую операцию связали с их фамилией. – В брюшной полости Эйнара я обнаружил кое-что, спрятанное за другими органами. – Профессор Больк сцепил пальцы и хрустнул костяшками. – Пару яичников. Разумеется, маленьких. Разумеется, неразвитых. Но самых настоящих.
В эту минуту Грета решила, что должна написать портрет профессора: квадратный силуэт плеч, свисающие руки, длинную шею, выглядывающую из накрахмаленного воротничка, кожу вокруг глаз – тонкую, в морщинках. Она откинулась в кресле. В соседнем номере жила оперная певица; Грета слышала, как она поет арию Эрды из «Зигфрида»[104]: густое, нарастающее меццо-сопрано; голос рассекает воздух, словно ястреб на охоте. Он звучал точь-в-точь как голос Анны, однако этого быть не могло: Анна сейчас пела в Королевском оперном театре Копенгагена, впервые за последние годы. Грете пришла в голову мысль: когда Лили станет лучше, она сводит ее в оперу. Она уже представляла: держась за руки, они сидят в «Земперопер» и смотрят, как Зигфрид направляется к окруженной огнем скале, на вершине которой спит Брунгильда.
– И что это для нее означает? – спросила Грета. – Яичники работают?
– Это означает, что я еще больше уверен в благоприятном результате, – сказал Больк и добавил: – Мы все делаем правильно.
– То есть этим и объясняются кровотечения?
– По всей вероятности, да. Этим объясняется почти все.
Нет, подумала Грета, одними яичниками все не объяснить.
– Я хочу попробовать выполнить пересадку, – продолжал Больк. – Использовать ткани здоровых яичников. Подобные операции уже проводились с тестикулами, а с женскими органами пока ни разу. Результаты тем не менее есть. Итак, я намерен взять яичники здоровой женщины и пересадить их Лили. Но нам потребуется время. На то, чтобы подобрать подходящую пару яичников.
– Долго ли придется ждать? Вы уверены, что все получится?
– Нет, ждать не слишком долго. У меня есть кое-кто на примете.
– Отсюда, из клиники?
– У нас лежит молодая женщина из Берлина. Вначале мы думали, что она беременна, но позже у нее в брюшной полости обнаружилась опухоль. – Профессор Больк встал, намереваясь откланяться. – Она, само собой, не в курсе. Какой теперь смысл сообщать ей об этом? И она подходит по всем параметрам. Думаю, ждать осталось где-то с месяц, не больше.
Профессор пожал руку Греты и удалился. После его ухода Грета открыла свой двухсекционный ящик для красок и принялась расставлять баночки и натягивать холст. Вскоре из-за стены послышался голос оперной певицы – темный, тягучий, в одиночестве покоряющий одну ноту за другой.
