биологи используют в отношении бабочек или лягушек, имитирующих раскраску наиболее ядовитых или хищных видов. Полезно выглядеть как функционирующее правительство, когда до этого далеко. Другие используют определение «институциональный монокультурализм». В результате государственные формы в молодых странах становятся не более разнообразными, чем бананы в развитых [3]. В нормальном обществе мимикрия вела бы к посредственности. В молодом и слабом подражательство попросту опасно. Вместо широкого распределения власти выборы для могущественного президента становятся формальным демократическим ритуалом. Универсальная конституция предполагает некоторые права и регулярные выборы, но одно это не решает фундаментальной проблемы распределения власти в обществе. А при наличии множества министерств молодые и слабые страны отвлекаются от своих основных задач – обороны, охраны правопорядка, судопроизводства – и пытаются имитировать более стабильные страны с немалым благосостоянием.
Многие мыслители указывали на опасность простых, централизованных, универсальных решений в любых областях политики, не только в миротворчестве. Одна из моих первых интеллектуальных кумиров, писательница и активистка Джейн Джейкобс, мечтала о густонаселенных, оживленных, разнообразных городах и презирала градостроителей, стремящихся к визуальному порядку и зонированным районам. Они придерживались однотипных идей о том, как должны жить люди. «Город не должен подчиняться такой логике, – настаивала она. – Его создают люди, и на них, а не на здания нужно ориентироваться». По мнению Джейкобс, глобальные идеи городского планирования и схемы – причина уничтожения великих американских городов [4].
Другой апологет той же идеи – политолог и антрополог Джеймс Скотт. У его книги «Видение государства» есть подзаголовок в духе Поппера: «Как провалились определенные схемы улучшения условий жизни людей». Скотт утверждает: «Деспот – не человек, а План». Он проанализировал, как на протяжении сотен лет самые разные идеалисты старались улучшить общество – от проектов жилищного строительства до научного земледелия, коллективизации и прочих самоуверенных государствообразующих схем, – и обнаружил повторяющийся синдром. Все эти планировщики были склонны упрощать и упорядочивать мир, чтобы его было легче совершенствовать и, соответственно, реализовывать свои амбиции и утопические схемы. Те, на ком испытывались эти схемы, как правило, страдали [5].
III. Помни: любая стратегия – это политика
Другую ошибку совершают инженеры утопий, когда считают, что их дело – решать технические проблемы, беспристрастно планировать и воплощать планы, стремиться к наилучшему решению. Цель, безусловно, благородная. Бюрократами восхищаются и оправдывают их действия, когда они занимают нейтральную технократическую позицию, следуют букве закона, а не чьим-то личным интересам. Однако ни одна программа на самом деле не аполитична. Каждое новое правило и каждое новое вмешательство изменяет баланс сил. При каждом решении есть победители и проигравшие. И проигравшие будут стремиться остановить изменения всеми доступными им способами [6].
Многие планировщики забывают об этом. Сосредоточившись на технических аспектах, они ищут «оптимальное» решение и забывают, что они – политические акторы, решающие сложную социальную проблему. Они убеждают себя, что стоят над схваткой, хотя на самом деле находятся в гуще ее.
Тенденция усугубляется, когда люди работают за пределами привычной политической среды обитания. После иммиграции из Канады в Соединенные Штаты, помнится, я спросил однокурсницу-американку: «Это богатейшая страна в мире. Почему у вас нет системы здравоохранения для всех?» На это последовал развернутый ответ, затрагивающий политику партий, историю американской системы страхования и специфику выборов президента и конгрессменов в различных штатах. Если бы я спросил ее, как это исправить, она, скорее всего, ответила бы: «Понятия не имею». Она, как и я, училась в магистратуре и занималась международным развитием. Представьте, что какая-то гуманитарная организация нанимает ее после окончания обучения для работы с системой здравоохранения в Малави. И предположим, что через пару лет у меня появится возможность задать ей схожий вопрос: почему в Малави такая слабая система здравоохранения и как можно ее исправить? Уверен, она даст продуманный ответ. Но я уверен и в том, что он будет гораздо проще, чем в отношении Америки. Скорее всего, будет меньше политических и исторических подробностей, меньше упоминаний политических стимулов и роли личности. Но она уверенно порекомендует самые простые реформы.
Выдерните любого из нас из привычной среды обитания, и у нас проявится тенденция чрезмерно упрощать мир, даже если мы останемся в своей стране и в своем городе. Говоря кратко, мы превратимся в «антиполитическую машину». Это не мой термин. Книгу с таким названием написал антрополог из Стэнфордского университета Джеймс Фергюсон. В начале 1980-х годов он работал в Лесото, небольшом королевстве, со всех сторон окруженном территорией Южно-Африканской Республики. Но вместо того, чтобы изучать население Лесото, как поступили бы большинство антропологов, Фергюсон заинтересовался деятельностью советников по развитию. Он попробовал применить к этому маленькому клану серьезных советчиков в официальных костюмах методы и приемы, которые используются в его области для изучения небольших групп [7].
Один из проектов, за которыми он наблюдал, призван был помочь басуто, основному народу Лесото, продавать коров. Звучит не очень серьезно, но коровы – основа благосостояния басуто. В периоды засухи скот погибает, и это негативно отражается на сбережениях. К сожалению, при отсутствии транспорта и инфраструктуры нет никакой возможности вовремя и всем продать своих коров, поэтому скот гибнет в полях. Казалось бы, нужно организовать доступ басуто к отдаленным рынкам, чтобы скот стал для них своего рода сберегательным счетом, к которому можно обращаться в тяжелые времена. Бонус: это могло бы стать эффективным экспортным бизнесом.
Но случилось так, что планировщики в Лесото, среди которых были как местные государственные чиновники, так и иностранные агентства, упустили несколько важных деталей. Весь смысл покупки коров заключался в невозможности продавать их. Большинство мужчин басуто работали вдали от дома, на рудниках и шахтах ЮАР, Они отправляли домой деньги, но не хотели, чтобы жены просто их тратили, поэтому те покупали почти неликвидные активы. Создавая рынок коров, можно создать угрозу для всей системы социального контроля. Люди, обладающие властью (в данном случае – мигранты-мужчины), активно выступили против этого проекта. И он с грохотом провалился.
Индустрия иностранной помощи хорошо известна утопическим настроем и политической слепотой. Билл Истерли, один из главных критиков этой индустрии, считает, что агентства заполонили планировщики-утописты. Планировщик «представляет себе бедность как техническую инженерную проблему, которую могут решить его советы», пишет он. Альтернатива – искатель, который «признает, что не знает ответов заранее, и убежден, что бедность – следствие сложного переплетения политических, социальных, исторических, институциональных и технологических факторов», Искатель (другое название инженера-мироустроителя) помнит, что развитие – это увеличение и деление пирога. Это сложнейшее запутанное соперничество, социальная и политическая конкурентная борьба [8].
Такая позиция заставляет Истерли с подозрением относиться и к миротворцам. И он не одинок. Политолог Северин Отессер –
