Бен лишь покачал головой и запустил пальцы в спутанные пряди рыжих волос.
– Я подозревал, каким образом Сандерс и его шайка попытаются избавиться от документов. Догадывался о постоянной слежке и знал, как им помешать. Однако не учёл двух вещей: их попытку действовать через тебя и людей, что хоть раз носили фамилию О’Конноли. Представляешь, они постоянно путают мои карты!
Бен невесело хохотнул, а Джил вздохнула. О’Конноли… Кажется, эта фамилия с ней навсегда.
– Шантажист вышел на Баррета. Я не знала про Джеймса, пока не встретилась с ним.
– А вот это, родная, мой главный просчёт. Я полагал, он не осмелится… не наберётся наглости посмотреть тебе в глаза. И уж точно не думал, что на эту встречу решишься ты. Дважды я пытался дать тебе понять. Даже залез в твой кабинет, чтобы найти причину шантажа. Следил за тобой, подслушивал, подозревал чёрт знает в чём… Но, самое страшное, я не верил тебе. Посмел усомниться в женщине, которая всегда была для меня миром.
– Бен… – попробовала она прервать эту неожиданную исповедь, но лишь почувствовала, как он покачал головой. И замолчала, дав возможность выговориться.
– Ты всегда действовала быстро. Не успел я вернуться домой, сказать хоть слово без риска получить утром огромный скандал, как О’Конноли уже нашёл тебя. И тогда передо мной встал выбор – оставить всё как есть, а заодно выяснить, против кого ты играешь… или же с неизвестным итогом вскрыть все карты сразу. Я выбрал первое, самое лёгкое, вместо того чтобы придумать третий вариант. И только потом понял, насколько ошибся.
Руки мужа вцепились в неё железной хваткой, едва позволяя дышать, но Джил не возражала. Наверное, это были самые лучшие в жизни объятия, полные ушедших тревог и нахлынувшего облегчения. Но тут Бен заговорил тише и жёстче, и Джиллиан напряглась, понимая, что отдаст всё на свете, дабы никогда больше не слышать ни этого голоса, ни этих слов.
– Я знал про три встречи, знал, что им нужны документы, знал о шантаже. Не знал только, чем они на тебя надавили. То, как спокойно ты общалась с О’Конноли, вынудило меня задуматься о вашем сговоре. Для извинений ему бы потребовалось всего лишь минута, он же отнял у тебя гораздо больше. И когда ты, как мне казалось, пошла ради него на воровство, я не выдержал. – Бен на секунду замолчал, крепче прижав к себе Джил, а потом заговорил чётко и зло. – Всё должно было случиться иначе. Шесть лет назад ты забрала у меня право мести, но у меня осталась возможность портить ублюдку жизнь. После обнародования его преступлений в Йемене, О’Конноли затаился на пару лет, прежде чем попался мне вновь. Дело грозило закончиться только судом, но это было хоть что-то! Я наконец-то мог упрятать эту мразь за решётку, однако в этот момент он нашёл тебя. Не знаю, что эта тварь тебе предлагала, какие были условия, но я видел, как ты спокойно ведёшь с ним разговоры, и не понимал! Я не понимал ни тебя, ни его. Ты была так беспечна рядом с человеком, который должен был прятаться по всем норам, спасая от меня свою задницу! Потому что…
– Джим хотел, чтобы я взяла Эми и сбежала с ним. Представляешь? Бросила тебя.
– А ты? – едва слышно спросил муж и прикоснулся губами к её виску.
– А я пожелала ему сдохнуть, – выплюнула Джил, которая уже знала, что будет дальше. В конце концов, кровь на конверте не оставляла сомнений. Бен же вдруг отстранился, заглянул в глаза жены, а затем медленно проговорил:
– Я забрал документы в тот же день, когда ты отдала их О’Конноли. И, поверь, это вышло случайно. Я не думал, что обнаружу их там. Я шёл за другим. И О’Конноли это понял, стоило мне появиться в его кабинете. Мы ни о чём не говорили. Я просто дал ему пистолет и велел стрелять, а потом просто стоял и смотрел, как его трусливые руки поднимали оружие, нажимали на спусковой крючок… И, знаешь, когда всё закончилось, я испытал такое чувство удовлетворения…
Бен вдруг замолчал, покачал головой, а потом нежно провёл по рыжим кудрям жены, вновь и вновь путаясь пальцами в коротких волнистых прядях. Вздохнув, он прошептал:
– Ты можешь меня ненавидеть, можешь презирать, можешь прямо сейчас сдать полиции… Но, знай, я считаю, что поступил так, как был должен. Как следовало поступить ещё шесть лет назад. Я не раскаиваюсь и не сожалею.
Бен замолчал, и Джиллиан чуть отстранилась, чтобы посмотреть в глаза мужу. Она ловила его взгляд и видела там знакомое до боли упрямство, читала в поджатых губах решимость и знала – да! – он действительно не жалеет. Ни о чём. Ни о решении, ни о Джеймсе О’Конноли.
Однако Джил понимала ещё кое-что. В тех же глазах были страх и сомнение, потому что Бен даже не представлял, чего ждать от жены. Какой будет реакция, что она скажет, сделает… Да, Джиллиан Рид всегда его удивляла. Вот и сейчас, наверное, впервые позволив себе до конца осознать, сколько же на самом деле она для него значила… какой силы была та любовь, что позволила пойти против натуры, вывернуть совесть и придушить мораль, Джил улыбнулась. Она не осуждала. Никогда бы такого не сделала, потому что ей ли не знать о всех тех сумасшествиях, на которые оба, похоже, способны. Они безумны в своей вере в друг друга, и это прекрасно!
Так что Джил первая прикоснулась к напряжённым губам. Она потянулась к мужу, обняв его нелепо длинное тело, и попыталась безмолвно рассказать, как благодарна. Как любит, верит и боготворит. Как отчаянно в нём нуждается. И что так будет всегда… Ну а поцелуй Бена принёс в ответ терпкий аромат сигарет и просьбу забыть всё ненужное. Он длился одну лакричную вечность и, казалось, навсегда отпечатался в разуме двух близких людей. По спине лихорадочно, жадно скользили большие ладони, пока сама Джил перебирала ещё больше поседевшие пряди, ловила дыхание и умножала его на двоих. И когда Бен всё же смог от неё оторваться, ощутила его сердце, как своё собственное.
Она больше не подведёт, как и он.
– Господи, я думал, сойду с ума. Какая же ты до глупости преданная женщина! – прошептал Бен, а потом неожиданно усмехнулся и повторил давным-давно брошенную фразу. – Никто в этом мире не стоит твоей жизни, глупая ты мартышка! Даже я… Тем более я! Моя игра в политику, месть и твоё счастье зашли слишком далеко. Знакомо, да?
– Как с Алишей… – покачала Джил головой.
– Мой бумеранг, – пробормотал Бен и сильнее прижал вздрогнувшую от этого слова жену.
Так они стояли ещё очень долго, вслушиваясь в дыхание друг друга и
