неподобающее поведение подавало слишком много поводов для увольнения от должности. Черные никогда не отказывались отправиться в плавание, но корабли простаивали в Плимуте из-за повреждения, которое один из них получил при порыве ветра. Короче говоря, если экспедицию ожидает неудача, это произойдет лишь вследствие чрезмерной деликатности комитета, который, во избежание даже самого отдаленного намека на принуждение, не поставил над черными вообще никакого правления кроме того, кое они сами себе избрали. И для этих плохо осведомленных людей такая щепетильность может иметь фатальные последствия.
Через три дня другой корреспондент еще сильнее снизил планку, усмотрев корень проблемы в цвете кожи Эквиано:
Отправка черных в Сьерра-Леоне нисколько не была задержана отставкой В. – черного, назначенного надзирать за черными.
Утверждения этого человека, будто с черными обращались так же дурно, как с вест-индскими неграми, и что его отправили в отставку, чтобы освободить место для того, кто станет тиранить этих несчастных людей, демонстрирует его способность выдвигать лживые обвинения столь же черные, как его смоляное лицо. Истинная причина увольнения состоит в высшей степени ненадлежащем поведении, не только сделавшем его нежелательной особой для офицеров и команды, но сходным образом обратившем на него недовольство тех, над кем он был поставлен…
Раздвоенное копыто, как проницательно заметил корреспондент Икс в номере за среду, явственно различимо в невероятных россказнях, распространяемых относительно вышесказанной отставки…
…Хватит с нас этих столь рьяно распространяемых черных наветов; если же они продолжатся, представляется более, чем вероятным, что большинство темных делишек этого черного выплывет на свет.
Несмотря на нападки в прессе, Эквиано много месяцев хранил публичное молчание. Однако равнодушно смиряться с отставкой он не собирался. 13 мая он «покорно» представил «Достопочтенным лордам-заседателям Казначейства Его Величества» «Меморандум и прошение Густава Васы, черного, бывшего Комиссара по отправке в Африку черных бедняков», где оправдывал свои действия и просил возмещения жалованья и расходов. Себя он рисовал беззащитной жертвой могущественных врагов: «В результате противостояния с другими участниками экспедиции, которые своими действиями склоняли дело к тому, чтобы расстроить человеколюбивые замыслы Ваших Светлостей и ввергнуть правительство в значительные дополнительные расходы, он нажил себе ряд врагов, и у него слишком мало причин сомневаться в том, что именно их лживые доклады явились поводом к его отставке. Лишенному поддержки друзей и возможности прибегнуть для защиты к преимуществам образованности, присущей свободнорожденным, ему лишь на то остается уповать, что восстановление истины воспоследует единственно из справедливости его притязаний» (328).[374]
В июле 1787 года, прежде, чем успел прийти ответ от Казначейства, Эквиано вновь пришлось защищаться публично. 2 и 3 июля газета London Chronicle и Morning Chronicle опубликовала «Выдержку из письма джентльмена [преподобного Патрика Фрейзера] с борта корабля Atlantic, из Санта-Круса, Тенерифе»:
Пользуюсь возможностью, дабы уведомить вас, что мы прибыли сюда в прошлую субботу после благополучного 13-дневного перехода из Плимута. Имею удовольствие сообщить, что все мы пребываем в добром здравии и что черные бедняки находятся во много лучшем состоянии, чем при отплытии из Англии. Отставка Васы и отчисление [Уильяма] Грина и [Льюиса] Роуза [двое черных переселенцев] произвели самое благотворное действие. Вместо всеобщего взаимонепонимания, от которого мы через них страдали, ныне мы наслаждаемся всеми прелестями спокойствия, благожелательности и почти ничем не колеблемой гармонии. Никто более не поминает ненавистное различие в цвете кожи, и все сообща трудятся ради общего блага. Люди теперь регулярно посещают воскресные богослужения и молебны в будние дни; и не пропускают их намеренно, как прежде, лишь по той единственной причине, что я белый… Короче говоря, сэр, наши дела так разительно изменились к лучшему, что я тешу себя приятной надеждой, что мы сможем и впредь преуспевать и наслаждаться благословением Провидения в намеченном поселении.
Возможно, именно выдвинутые Фрейзером обвинения в черном расизме подтолкнули Эквиано к ответу в номере Public Advertiser от 14 июля на эти «клеветнические высказывания, предвзятые по отношению к личности Васы». К прежним оправданиям своих действий и сетованиям на то, что стал жертвой введения в заблуждение, Эквиано добавляет: «То же самое представление [о поведении Ирвина] мистер Васа сделал мистеру Хору, что побудило последнего, прежде выставлявшего себя другом Васы, обратиться к секретарю Казначейства и добиваться его отставки. Указанный джентльмен уполномочил агента принять на борт множество пассажиров вопреки имевшимся у комиссара инструкциям» (328). Замечания Фрейзера интересны, в том числе, и тем, что предвосхищают более прямые упреки, высказанные годом позже в частном порядке Рэмси, другом Эквиано.
Спор, по словам Рэмси, шел о власти: «Те, кому поручили управлять экспедицией, так боялись его влияния на соотечественников, что замыслили добиваться распоряжения об отсылке его на берег»[375].
Буквально и фигурально последнее слово в споре о роли Эквиано в проекте переселения в Сьерра-Леоне осталось за ним. С июля 1787 года и до публикации спустя почти два года «Удивительного повествования», где воспроизведено письмо в Казначейство, в печати не появлялось больше никаких доводов и контрдоводов. Он ликовал, когда Казначейство даже без разбора дела выплатило все испрашиваемые им пятьдесят фунтов стерлингов: «Без сомнения, сумма немыслимая для свободного негра в западных колониях!!!» (329). Он, должно быть, не знал, что 26 апреля 1787 года, еще до того, как он представил свой «меморандум и прошение», члены Военно-морского комитета выделили для него шестьдесят фунтов.[376] А присутствие среди множества его подписчиков таких персон, как сэр Чарльз и леди Миддлтон, Джордж Питерс, Джордж Роуз и Томас Стил, ясно показывало читателям, что по крайней мере в глазах некоторых влиятельных членов комитета и правительства, участвовавших в проекте переселения черных бедняков, он был вполне оправдан.
Глава одиннадцатая
Восставая против работорговли
В следующие два года между выходом из проекта переселения в Сьерра-Леоне и публикацией автобиографии «жизнь [его] текла размеренно», а «свои занятия и внимание» он посвящал «помощи бедствующим соплеменникам» (329). Он легко сменил важное место в проекте на столь же видную роль в движении за запрещение работорговли. Многими сторонниками проекта переселения двигало желание доказать, что труд свободных африканцев мог быть экономически более выгодным, чем труд рабов. Хотя и во второй попытке получить назначение в Африку Эквиано потерпел неудачу, сам он считал себя свободным от обвинений, к тому же он обзавелся множеством связей, которые будут служить ему всю оставшуюся жизнь. В идее аболиционизма Эквиано обрел наконец миссию, которая позволит ему преуспеть, творя добро.
Когда в конце 1780-х он приобщился к идеалам аболиционизма, это явилось его светским обращением, по важности сравнимым с обращением духовным, которое он пережил 6 октября 1774 года. Религиозное возрождение постигло его внезапно, но в противника работорговли и рабства Эквиано, как и многие другие британцы, превращался очень постепенно.
