за то, что мне показали картину, написанную мастером Стефаном в Кёльне»[648]. Мастер Стефан – это Стефан Лохнер. А картина, потрясшая Дюрера, – скорее всего, триптих «Поклонение волхвов», написанный Стефаном для капеллы Святой Марии в кёльнской ратуше[649].
Стефан прибыл в Кёльн из Мерсбурга, что на Боденском озере. По-видимому, ведущим мастером в Кёльне он стал благодаря тому, что обучился живописи в Нидерландах. Впервые он упомянут в документах в 1442 году в связи с выплатой гонорара за декорации, выполненные по случаю визита в город императора Фридриха III. В 1447 и 1450 годах его избирали в городской совет от гильдии живописцев Кёльна. До истечения срока этой должности, длившегося от Рождества до Рождества, мастер стал жертвой эпидемии чумы.
Лохнер не остался в долгу перед нидерландским искусством. Мы знаем, сколь многим был обязан Ханс Мемлинг его «Страшному суду»: умение кёльнского мастера соединить сказку с драмой помогло Мемлингу противостоять влиянию Рогира ван Вейдена и создать оригинальную версию этой темы. Сам Рогир не избежал заочного соревнования со Стефаном, будучи вынужден по требованию заказчика использовать в «Алтаре святой Колумбы» симметричную схему Лохнерова «Поклонения волхвов».
Можно понять изумление Дюрера, когда, налюбовавшись сценой Благовещения на будничной стороне складня, выдержанной в перламутровых тонах на фоне золотого парчового занавеса, он вручил смотрителю еще два вейспфеннига, и блистательное творение мастера Стефана раскрылось перед ним во всю ширь. Изумрудные, ультрамариновые, винно-красные тона в сопровождении коричневатых, ярко-розовых, голубовато-белых, багровых оттенков звучат на золотом фоне как ликующее мажорное тутти во славу Девы Марии, ее Сына и святых мучеников, благодаря которым Кёльн стал твердыней католичества в Германии и Нидерландах[650]. Фигуры изображены почти в натуральную величину. Старшие волхвы благоговейно преклонили колени по сторонам от Девы Марии, младший стоит по левую руку от нее. Мария восседает на невидимом троне на фоне поддерживаемого ангелами парчового занавеса, затканного райскими цветами. Эта торжественная сцена – средняя часть триптиха, который принято называть «Алтарем патронов Кёльна», ибо на левой створке представлена святая Урсула с девами, а на правой – святой Гереон со своей когортой[651]. Заседаниям городского совета Кёльна предшествовал молебен перед этим алтарем.
Что за место изобразил Стефан в «Поклонении волхвов»? Здесь нет вифлеемских примет. Усыпанный цветами луг и золотое небо над ним, осененное ажурным переплетением золотых веток, – метафизическое пространство, где сходятся небо с землей. В строе выпуклых фигур, теснящихся между передней кромкой травяного ковра и золотым фоном[652], большинство исследователей видит запоздалую дань художника интернациональной готике[653]. На наш взгляд, построение картины вызвано не столько следованием стилистической традиции, сколько попыткой имитировать мистическое видение. Мария увенчана короной Царицы Небесной. Волхвы поклоняются Иисусу, и он с милостивой важностью благословляет их, но госпожой положения является здесь Богородица. Этим Лохнерово «Поклонение волхвов» отдаленно напоминает итальянские алтарные образа типа «Маэста́», которые возносят воображение зрителя на небеса.
Своим мистическим характером триптих Лохнера родствен нидерландской живописи. Да и где еще было появиться такой картине, как не в Кёльне – пограничном центре Нижней и Верхней Германии? Однако мистика этого произведения не та, что у нидерландцев. Она очень эмоциональна. Происшествие с Дюрером показывает, что для чувствительной немецкой души «Поклонение волхвов» Лохнера не было предметом объективного созерцания, которое могло бы сопровождаться анализом впечатлений. Остолбенение и немота – именно на такую реакцию гостей и рассчитывали члены кёльнского совета, вверяя свой заказ Лохнеру.
Стефан Лохнер. Поклонение волхвов. Внутренний вид «Алтаря патронов Кёльна». 1443
Осмелимся предположить, что, если бы Дюрер (который, как видно из того же анекдота, за словом в карман не лез), преодолев великое изумление перед картиной Лохнера, все-таки заставил себя сказать, чем же именно она его потрясла, он указал бы на два несовместимых вроде бы качества: на ее величавую торжественность и трогательную нежность.
Неизвестный мастер из Южной Богемии. Крумловская Мадонна. Ок. 1400
Мастер святой Вероники. Мадонна с цветками вики. Ок. 1400
Торжественность – это и грандиозный размер триптиха, и мощный цветовой аккорд, в котором сверкает чистое золото и сияет настоящий ультрамарин, и иератическая симметрия, в которой выстроились по сторонам от Царицы Небесной, под развевающимися знаменами, свита царей Востока и сонмы христианских дев и воинов, и бесподобно написанные одеяния из парчи, шелка, бархата, с украшениями из золота и драгоценных камней, и блеск оружия и доспехов.
А нежность – это лица Марии и Иисуса, лица Урсулы, ее дев и ангелов, написанные так, будто кисть мастера к ним не прикасалась. Хочется сказать об этом словами Вазари, выразившего свое восхищение луврским «Коронованием Марии» Фра Беато Анджелико, современника Лохнера: это произведение кажется «творением руки святого или ангела, подобного тем, что изображены на картине»[654].
Юность, детство, младенчество как изобразительные метафоры одухотворенности Девы Марии, Младенца Иисуса, святых и ангелов были знакомы немецкому искусству и раньше. Чтобы убедиться в этом, достаточно бросить взгляд на «Крумловскую Мадонну», на «Мадонну с цветками вики» кёльнского Мастера святой Вероники или на «Райский садик» Верхнерейнского анонима.
Лохнер, чьи изысканные персонажи, остающиеся вечными детьми, трогательны даже в куртуазной обстановке, сохранил эту традицию в Кёльне, самом аристократичном городе тогдашней Германии. Глядя на них, забываешь и свой возраст, и жизненный опыт и незаметно перемещаешься душой в то время, когда ты и сам был невинным дитятей, вызывающим у взрослых улыбку умиления. Картины Лохнера сообщают зрителю сладостное душевное волнение и томление по утраченному блаженству – этакую райскую ностальгию.
Типаж в «Поклонении Младенцу» тот же, что и на других картинах Лохнера. Младенец Иисус и ангелочки – круглолицые, с легкими как пух золотистыми или русыми кудряшками, глазами-ягодками и деликатными пухлыми ртами. Это маленькие духи света[655], телесные лишь настолько, насколько это необходимо, чтобы можно было их узреть. Дева Мария у Стефана обычно совсем еще девочка, светловолосая, хрупкая, с узкими покатыми плечами и плоской грудью. У нее овальное лицо с очень высоким, широким лбом и острым подбородком, почти безбровое, с изящным тонким носом. Взор ее потуплен, а
