Они наведывались на то же место трижды, каждый раз оставляя подарочек, и на третий визит наградой им послужил мелькнувший поодаль гордый черный хвост с красной опушкой и жалом на кончике, да раскатистое урчание и шипение из кустов. На пятый скорпикора показалась сама. На седьмой подошла к куполу и принялась угрожающе шипеть и изображать страшного инсектоида. Люди почему-то не убоялись. На девятый зверь с любопытством обнюхивал ладони первопроходцев и ощупывал их вибриссами, а на пятнадцатый скорпикора, привыкшая к времени, месту и вкусняшкам, радостно курлыкая и урча, сама принеслась им навстречу, и ждать не пришлось. И присутствие лишнего любопытного элемента — Красного — ее совершенно не смутило.
Вик искренне наслаждался общением с ложной скорпикорой: рисовал с нее эскизы, похоже, что для брони какого-то спецотряда на заказ, записывал звуки, отмечал реакции и пробовал издавать что-то похожее. Зверь даже почти перестал пугаться стрекоту сигнала внимания в его исполнении.
Дженк просто млел, наблюдая, как сдвигаются пластинки брони у живой скорпикоры, как она, непринужденно высекая искры, счищает саблями когтей на задних лапах лишние занозы кристаллического мха с броневых пластин на загривке, как передней или средней лапой лезет в подкрыльные железы за естественным секретом, небрежно наносит его на усы, а потом, неимоверно гибкая, трется ими о спинные пластины, лакируя и маскируя их под блестящий силихитин скорпикоры Салливана.
А Ви просто была довольна, как ребенок, дорвавшийся до новенького визгейма: змеи — это, безусловно, высший класс! Зато у них троих — личная ложная скорпикора. Усатая, хвостатая, с радужными крыльями и еле заметным шрамом на правой перепонке, с голубой кровью и повышенной шипучестью.
* * *
Хотелось бы мне, чтобы процесс выздоровления проходил быстрее, но, в отличие от прошлого раза, организм, подточенный стрессами, упорно не хотел выпускать меня из кровати. Ко мне никого больше не пускали, и я целыми днями спал, реже вслух и чаще мысленно общался с Кецем. К концу третьей недели, окончательно озверев от безделья и собственной слабости, я уже начал додумывать за зверька его ответы и, клянусь своей третьей (или четвертой?) жизнью из девяти, или сколько их там у меня, Кец оказался весьма ехидным и жизнерадостным собеседником. По крайнем мере, эмоционально.
На этой ноте я прекратил экзерсисы над собственным мозгом, и решил, что завтра — все, либо я приду на работу, либо пусть к койке привязывают!
Конечно, медики сопротивлялись, но, поняв, что я сбегу из госпиталя либо сам и сегодня, либо не сам и со скандалом завтра, отпустили меня на все четыре стороны, велев соблюдать режим, не переутомляться, вести себя хорошо, и ни в коем случае больше к ним не попадать. Я всем все пообещал, и половину наставлений тут же забыл.
Утром я едва сполз с постели, но встряхнулся, собрался, надел краденую с работы любимую форму и, игнорируя боль в груди, сел во флаер и полетел навстречу судьбе. Пешком мог бы дойти, но побоялся, что не смогу пока. Меня ждали мои ребята, моя работа, новый, дикий и дивный мир, и даже если целый свет сейчас перевернется вверх дном, я и по дну доползу.
На подлете к офису, правда, я сильно засомневался и занервничал. Посадил флаер и задумался. А вдруг меня не восстановили в должности, я же не узнавал. Вдруг все-таки Андервуд был прав, и я нужен и программе подготовки первопроходцев, и парням как ежику хобот. Вдруг ребята на меня в обиде за то, что я работал на «Апостол».
Остро кольнуло сердце, заставив прижать руку к груди и задержать дыхание на пару секунд, но я решил: не проверю — не узнаю. Кец, свернувшийся кольцом у меня на руке, встревоженно вспыхнул, но я отмахнулся.
Я предполагал бодрым шагом войти, но скорее втек на подгибающихся ногах, цепляясь одной рукой за стенку, второй — за сердце, и удивляясь тому, что дедуля-вахтер пропустил меня без единого слова, хотя выглядел я, прямо скажем, краше в гроб кладут. Первым по пути мне встретился Берц, при виде которого иллюзорная игла из пострадавшего органа куда-то моментально испарилась. Я облегченно вдохнул, а первопроходец подхватил меня и без лишних слов повел в оперативный отдел.
Ребята меня так быстро не ждали, жизнь в отделе кипела как обычно, но тут нас заметил сначала Али, потом Красный и Ви, рыжие высунули нос из аналитического, любопытные лаборанты Тайвина приникли к своему стеклу, чтобы посмотреть на мое триумфальное явление в оперативный отдел с Романом, бережно держащим меня под локоть. Один за другим парни вытягивались по стойке смирно, отдавали мне честь, а на левой руке у меня и моих орлов свились причудливыми разноцветными браслетами змеи-дракончики. Те просто поднимали голову и приветствовали меня и Кеца свистом и щелканьем.
— Все-таки превратил работу в бардак и зверинец, — удовлетворенно отметил я, козыряя бойцам в ответ и чуть не свалившись к Берцу на руки. — Давно хотел!
Берц ухмыльнулся и протянул мне, к моему безмерному удивлению, мой брелок, удостоверение, игломет и новый код-ключ от офиса:
— С возвращением, Чез.
Оперативники разразились аплодисментами, а я, вцепившись в любимую черную дыру на цепочке, чуть повторно не умер от нахлынувшего тепла. За что мне одному столько чести и счастья?
— Все, все, — я, шатнувшись, махнул рукой. Берц было подставил локоть, но я удержался на ногах. — Я всего лишь попытался красиво помереть, и то не получилось. А где Андервуд?
— Улетел. Документы о твоем соответствии должности подписал и улетел. Не надо помирать больше, — сказал подошедший со спины Тайвин. — Ты и так минимум трижды пытался это сделать.
— И не буду, я же обещал, — обрадовался я.
