не поверил. Вот пройдохи!
— Абсолютно, — кивнул Али из-за соседнего стола. — Март помог. Так что наша очередь, теперь мы немножко поиздеваемся. Ты в деле?
— Ну конечно! — преисполнился энтузиазма я и затребовал подробностей.
Оперативников прорвало: они, перебивая друг друга, вывалили на меня ворох скопившихся за наше вынужденное с Тайвином отсутствие новостей и приключений, я успевал только диву даваться. И наконец сопоставил два и два, поняв, что тревожило моего очкастого друга на Седьмом, и почему он ко мне с разговорами про полковника лез. А потом мы с первопроходцами вместе составили хитрый план, как ревизора немного побесить.
Не то, чтобы я был за… Но ребята столько пережили, так сработали без меня и так держались за мое имя и честь Корпуса, что им позарез требовалось хотя бы капельку отыграться. Я мгновенно зарекся сомневаться в себе и видеть себя где-то вне своего поста: такую веру в нас всех и меня как главу оперативного отдела мне самому нельзя предавать в первую очередь ни за какие коврижки.
И я точно знал: зла Андервуду мои первопроходцы не желали и отдавали себе отчет в том, что работа — работой, а человек — человеком. Но тем не менее вполне были вправе развести мелкое интриганство на пустом месте и алчно жаждали свершить акт мщения. И я сдался.
Несколько дней подряд ребята старательно дулись и разговаривали с Андервудом сквозь зубы. Изображали высокомерных придурков, выполняли мои приказы исключительно от и до, буква в букву, а мои же робкие просьбы что-то сделать сверху — игнорировали с презрительным высокомерием. Я, в душе хихикая подобно гиене, и сочувствовал ревизору, и наслаждался, не менее старательно делая вид, что искренне поведением оперативников огорчен, но не теряю надежд первопроходцев с ревизором помирить.
Полковник же ходил грустный и задумчивый, ел себя изнутри и думал. Поползновений в сторону оперативников, как и попыток наладить с ними контакт, он не делал, хотя я точно чувствовал — ему очень хотелось. В конце концов на третий день мне надоело, зачем попусту человека мучить, у него и так времени не очень много. Я подмигнул оперативникам, те заинтересованно подтянулись поближе.
Полковник, чувствуя засаду, напрягся. Прищурился, посмотрел на меня фирменным цепким взглядом, оглянулся на оперативников за своей спиной и спросил напрямую:
— Я доигрался?
В ответ я набрал было воздуха, чтобы прочитать полковнику лекцию о том, как надо себе, своей интуиции и людям вокруг доверять, и что мои орлы никогда бы себе не позволили лишнего, как вдруг сердце пронзила острая, почти забытая боль. Перехватило дыхание, и я, рефлекторно схватившись за грудь, был вынужден прерваться, оперся о подоконник и закрыл глаза, пережидая приступ.
Ко мне тут же подскочили ребята, напуганные донельзя, встревоженно защелкали змеи, вспыхнул сиреневым свечением на руке Кец, да и сам Андервуд дернулся с неподдельной тревогой.
— Чез…
— Да нормально все, — невидимая игла выскочила из груди так же стремительно, как и ворвалась, и я облегченно выдохнул, погладив питомца. — Врачи сказали, иногда такое будет еще месяц-два, ничего страшного. Иглы в сердце — штука такая, даром быстро не проходят. Корпус, вы наигрались в партизан? Давайте, что ли, уже закончим…
Берц, убедившись, что я в порядке, наставительно произнес Андервуду за меня:
— Знаем мы о вашей работе. И о том, что это такая роль — тоже догадались раньше, чем вы сказали. Вы с нами игру затеяли, так и мы с вами… поиграли. Что тогда, что сейчас.
— Вы-то понятно. А остальные как давно? — полковник смотрел на Берца как на новое чудо света, видимо, пытался просчитать, где ошибся. Впрочем, соображал он быстро, и я увидел: до него мгновенно дошло, что оперативный отдел в полном составе какое-то время им виртуозно манипулировал, дрессируя его, как факир — ядовитую гадину.
Только кобру тренируют болью и страхом, а полковника аккуратно дергали за ниточки амбиций, азарта и иллюзии контроля над ситуацией. Осознавать это Андервуду было больно и крайне неприятно.
— С пропажи Честера.
— Мартин постарался? — прищурился на стажера полковник.
— Конечно. У него неплохо получается вести игру на несколько фронтов. Да мы и сами, как я уже говорил, с самого начала догадывались. А вы? — с полуулыбкой уточнил Берц.
Март, который со смешками что-то на пониженной громкости рассказывал Красному, немедленно замолчал, встретился с ревизором взглядом и улыбнулся. Без издевки или триумфа, просто как партнеру по не слегка нечестной игре. Я чуть не расплылся в широкой улыбке. Знатные шулеры!
Лицо облапошенный Андервуд держал безукоризненно, но в его эмоциях красным шрифтом через все мысли читалось: мокрица? Слабак? Держи карман шире. Бойкот оперативники стажеру устроили, как же, а он, дурень старый, и поверил…
— Я с дока неладное заподозрил. Поведение Вернера… Расскажете? — Андервуд задвинул обиду на задний план и включил профессионала.
Берц бросил на меня взгляд через плечо: я кивнул. И мой серый кардинал в деталях полковнику поведал про их шаманские пляски вокруг одного локально взятого ревизора. Я же, приземлившись на подоконник, второй раз, уже с чувством, с толком и с расстановкой обстоятельно смаковал подробности. В конце фееричного Романова выступления ошеломленный до предела Андервуд только нащупал краешек стула и присел.
— Нет, я подозревал, конечно. А если бы началась перестрелка, и я как аргумент не сработал бы?
— Я рассчитывал не на заложника, а на то, что человека в вас больше, чем
