© Перевод А. Сергеев
Мы это давно предвидели — гнусность, чудовищную жестокость, всеобщее унижение: от этого нам не легче.Мы слышали медленный каменный шаг армий, слышали все; мы затыкали уши, мы открывали глаза,А они приближались. Мы ели, пили, спали, а они приближались. Иногда мы шутили, а они приближались. И вотОни здесь. Теперь и слепой увидит, что вслед за ними — вырождение, голод разруха — иРазгул эпидемий: но мертвых еще не достаточно, мертвых еще не достаточно. Пусть лучшеЛюдей будет мало, пусть живут они далеко друг от друга и не заражают друг друга; быть может, тогда здравость полей и гор,Прохладного океана и мерцающих звезд проникнет им в души? Но это мечта, всего лишь мечта.В будущем мы ограничим себя,Позабудем многие человеческие мечты; лишь безоглядные, бессонные, трезвые скатятся с черной наклонной плоскостиК новым равнинам; и нам придется признать, что безумие — норма;Придется признать, что война — яркий цветок или громкая музыка, что страсть пикирующего бомбардировщикаТак же прекрасна, как прочие страсти; что жизнь и смерть не так уж противоположны. Все это известноДавно: но сколько новых страстей нам придется узнатьЗа новую сотню лет. Что же ты плачешь, моя дорогая?Такое уж время, и все в порядке вещей.Если миллионы родились, миллионы умрут,Если падет Англия, возвысится Германия,Сильная собака опять окажется наверху,Все в порядке вещей: это история.Если погибнет цивилизация, то над этимБудет повод задуматься. Только намДо этого не дожить, моя дорогая,Увы, нам до этого не дожить.
УБИВАТЬ НА ВОЙНЕ НЕ УБИЙСТВО
© Перевод А. Сергеев
Убивать на войне не убийство, но это и не война.Посылать на Луну ракеты — осуществление детской мечты, — рассчитывать мегатонны,Которые могут полностью уничтожить Нью-Йорк и Москву и полярные льды: над этим работаетНовая порода людей. Послушные, умные, компетентные техники как дрессированные тюлени — прикажи им сделать что-то,И они это сделают. Но не спрашивай их, почему и зачем,Ибо они ничего не знают. Они разразятся сентенциями на неохристианском жаргоне, как Эйнштейн.
Что до меня, я старею и никогда ещеНе был таким циничным. Я оглядываю современный мир и думаю, что моим маленьким внукамПридется в нем жить. Что, перерезать им глотки?Красота человека убита, исковеркана и загаженаПодлыми карикатурами; безграничная нечеловеческаяКрасота вселенной, красота Бога вечно, жива, и, быть может, внуки ее увидят.
ПЕРЕВООРУЖЕНИЕ
© Перевод Г. Симанович
На фоне всеобщего пышного шествия, фатального шествия к смерти, жалким, поверьте,Выглядит каждый в отдельности, и сострадаешь до слезЭтим крупинкам в массе, людям, жертвам, и не кощунство льВосторгаться трагической прелестью их творений.В них красота взбухающей реки, тяжестью налившегосяЛедника на отвесном склоне скалы,Несущего гибель деревьям; они хороши, как ноябрьский мороз,Сопровождающий танец предсмертно пылающих листьев,Иль как девушка в первую брачную ночь, исцелованная и окровавленная.Я бы сжег свою правую руку на тихом огне,Чтобы все пошло по-иному… И дураком бы прослыл. Ведь о нас сегодняшнихНе отдельно по каждому стоит судить, скорее —По гибельному ритму, по тяжкому топоту толп, кружащихсяВ сомнамбулическом танце над черною бездной обрыва.
КОШЕЛЬКОВЫЙ НЕВОД
© Перевод Г. Симанович
Наши ловцы сардин выходят в море безлунной ночью; ни при луне, ни днемНе видно, как фосфоресцирует косяк, и не знают они, где забрасывать сети.Они ловят к северу от Монтерея, вдоль побережья Санта-Круса; у мыса Новый Год или мыса Голубя.Впередсмотрящий вдруг заметит молочной белизны озера света на пурпурной глади ночного моря; он путь укажет, и кормчийИзменит направленье, мотобот пойдет кругами вдоль мерцающего косяка, и вот забрасывают кошельковый невод. Круг сжимается,Все тяжелее невод, наконец с большим трудом сеть выбрана.
Не передашь словами,Как прекрасно это зрелище, но минуту спустя почему-то становится жутко, когда глядишьНа это столпотворенье рыбы, отчаянно бьющейся, ощутившей свою несвободу. И в блеске,В пламени вод их стройные, возгоревшиеся тела то и дело взмывают, подобно живым ракетам, а рыбьи хвосты,Подобно хвостам комет, источают желтый прозрачный огонь; а рядом на водной глади,Тяжко вздыхая во мгле, морские львы то появятся, то пропадут; и ночи стена все выше, все ближе к звездам.
Однажды, в вечерний час, я глядел с вершины холмаНа огромный город, феерию цвета, галактику света: и как тут было не вспомнить кошельковую сетьИ в ней барахтавшуюся рыбу? Не передашь словами, как был этот город прекрасен и жутковат.Я подумал: мы дали жизнь машинам, и стали взаимозависимы, и больших городов настроили, и теперьВыхода нет. Мы стали гигантским скопищем, в котором никто в одиночку путем естественным выжить не может, лишенПрочной опоры, сам по себе беспомощен и бессилен. Сжимается круг, и неводУже выбирают. Едва ли мы ощущаем, как натянулись веревки, но себя уже обнаружили блеском. О нет, неизбежностьМассовых бедствий ни нам не грозит, ни детям нашим, но и нам и потомкам
Видеть надлежит, как затягивается сеть; наделенные властью почти всесильны — но выбирай: или новая властьПодкупит и подчинит не только тела, но и души, или анархия, всеобщий кошмар и хаос. Это называют Прогрессом;Вас удивляет, что наши стихи тревожат или заставляют хмуриться, когда доступен их смысл? А может быть, дать им волюИ уподобить их современным юнцам истеричным, лучам расщепленным, надтреснутому смеху? Но они ошибаются.И нечему удивляться: кто-то всегда сознавал, что культура невечна и смертью кончается жизнь.
ОРЛИНАЯ ДОБЛЕСТЬ, КУРИНЫЕ МОЗГИ
© Перевод Г. Симанович
Горе-страна, мощны твои крылья! Но даже здесьВ них нет нужды, а враг ближайший за океанской далью, к чему ж эти тучиБомбардировщиков над побережьем, зачем эти стаи шершней-истребителейИ непрерывная пальба на испытательных полигонах?
Горе-страна, с орлиным клювом и крыльями, мозгами куриными.Заплачь (люди к этому привыкли), заплачь над кошмарным великолепием средств убивать,Над смехотворным бессилием здравого смысла, над гнусным, кровавымВосторгом возможной победы.
КАССАНДРА
© Перевод А. Сергеев
Безумица с острым взором длинными белыми пальцамиВцепилась в камни стены,В волосах — ураган, во рту — крик. А скажи, Кассандра,Так ли важно, чтоб кто-то поверилГорьким твоим речам? Воистину люди возненавидели истину, им приятнейПо дороге домой встретить тигра.Потому-то поэты подслащают истину ложью; но торговцыРелигией и политикой новую ложь громоздят на старую, и их прославляют за добруюМудрость. Дура, одумайся.Нет: ты жуешь в углу свою крошку истины, а людиИ боги возмущены. — Такие уж мы с тобой, Кассандра.
ГЛУБОКАЯ РАНА
