КЛОД МАККЕЙ
КРЕЩЕНИЕ
© Перевод П. Вегин
Пускай в горнило я сойду один.Вы стойте наверху, где жар не так ужасен,спущусь нагим, как откровенье, ясен,в сплошное пекло роковых глубин.
Не вздрогнет плоть моя, вам не засечьмгновенной вспышки моего уничтоженья;узнав судьбу в лицо, сдержу сердцебиенье,но в слово вечное успею стон облечь.
Я слышу — имя прежнее моев горячей пасти аспида клокочет.Желаний нет, страх излечим огнем,я в пламя превращен воочию.В мир ваших слез я возвращусь потом —душа окрепшая, в прекрасной оболочке.
ТРОПИКИ В НЬЮ-ЙОРКЕ
© Перевод П. Вегин
Бананы — спелый и зеленый, и грейпфрут,стручки какао, манго, мандарины,имбирь, и авокадо жаждут руки удостоены высоких цен на рынке.
Встают воспоминания в глазахо деревах, легко плодоносящих,о родниках, о небывалых небесахи о холмах, похожих на монашек.
Тоска мой взор подернула как дым,сжигает страсть всю жизнь переиначить,и в гладе по обычаям роднымя голову клоню и молча плачу.
ЕСЛИ МЫ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ
© Перевод П. Вегин
А если умирать, то умирать,как загнанное стадо кабанов,чью проклятую участь не понятьголодной своре сумасшедших псов.
О, доблестно умрем, коль умирать,чтоб наша кровь не зря могла пролиться,и мертвых нас придется почитатьпсам, принимающим наш вызов.
О братья! поглядим врагу в лицо!В удар последний вложим наши силы,и разве испугают храбрецовразверстые голодные могилы?
Спиной к стене, лицом к кровавой сваре,предсмертные, ответные удары!
ИЗГНАННИК
© Перевод П. Вегин
Раб тела моего, мой пленный дух,тоскует по краям, откуда вышли предки.И губы жаждут слов, каких не знает слух,душе не вспомнить песнь, забытую вовеки.
Я б возвратился в джунгли, к тишине,но Запад заарканил нас деньгами.Нельзя и грезить о свободе мне,согбенному пред чуждыми богами.
Утратил что-то я, утратил навсегда,неназываемое, нужное и нежное,меж сыновей земли я должен сквозь годаидти один — как призрак, как отверженный.
Поскольку я не под родным дождеми под угрозой белого рожден.
ТРАГЕДИЯ НЕГРА
© Перевод П. Вегин
Я чувствую трагедию, влачуее, как цепь, что по рукам связала.Я раны Негра залечить хочу,его беда не раз меня пронзала.
Лишь Негр с терниями на челесуть Негра, но не белый, постигаети знает кожей о полночной тишине,что от людей других его скрывает.
Что написал я — кровью написал.Нет белых, что мою напишут книгу.Пускай всяк думает — он только прорицал,что нам терпеть и до какого мига.
Снуют министры по земле; благи залоги.А Негр смеется и о свете молит Бога!
АМЕРИКА
© Перевод А. Ибрагимов
Давно противен мне твой хлеб прогорклый.Как хищница свирепая, клыки,Америка, ты мне вонзила в горло.Но хоть мои страданья велики,
Люблю тебя, мой ад. Своей безмернойЭнергией питаешь ты мою.Перед тобой, бунтарь нелицемерный,Бесстрашно я, владычица, стою.
Я знаю: ты глуха к моим укорам,Но, вглядываясь в сумрачную синьГрядущего, я вижу скорбным взором,Как рушится гранит твоих твердынь.
И вот уже занесено пескамиВсе то, что возводила ты веками.
ГАРЛЕМСКАЯ ТАНЦОВЩИЦА
© Перевод П. Вегин
Под хохот шлюх и рукоплещущих бродяг,полуодетая, она покачивалась мерно,а голос был как пенье флейт на пикниках,когда в ударе черные джазмены.
В движениях своих отрешена,колебля стан и ткань струя просторно,казалась гордой пальмою она,похорошевшей после стихнувшего шторма.
Как черных роз невиданный обвал —так пышно локоны на грудь упали.И всяк наглец ее глазами пожирал,и шлюхи все глазами пожирали.
Но, глядя, как она притворно-хороша,я понимал — не здесь, не здесь ее душа.
БЕЛЫЙ ГОРОД
© Перевод П. Вегин
Не стану спорить с ним, но и не отступлюсь.Я в глубине души все годылелею ненависть, ей полнюсь и креплюсь,несу величественно через все невзгоды.
Истлело бы все сущее во мне,когда б не эта страсть, что наполняет,возносит в рай, когда горю в огне,и, как живая кровь, меня питает.
Я вижу мощный город сквозь туман —скрип поездов, что мчат богоугодных,мост, влагой зацелованный фонтан,порт, что заглатывает пароходы,притоны, верфи, башни, шпили, крыши,все, как роскошное распутство, ненавижу.
КАУНТИ КАЛЛЕН
И ВСЕ-ТАКИ МЕНЯ ПОРАЖАЕТ
© Перевод П. Вегин
Не сомневаюсь — Бог благонамерен.Но пусть хотя бы скажет — почемукроты слепы, тогда как зрячи звери,и смертна плоть, подобная Ему;пусть прояснит причину мук Тантала,томящегося жаждой над ручьем,и чья капризная рука предначерталаСизифу — унизительный подъем.
Пути Господни неисповедимы,Он мелкими заботами своимитак увлечен, что Сам не понимает —что за сознание Его рукою правит.И все же самое, Господь, твое нелепое творенье —поэта черным создавать и обрекать его на пенье!
ТЕМНАЯ ДЕВУШКА МЕРТВА
© Перевод П. Вегин
Розы белые на груди,свечи белые заколдованы.Возжелал Рыцарь Смерти любвиэтой черной Мадонны.
Чтоб одеть ее в белый наряд,мать кольцо свое заложила,чтоб отныне могла танцеватьс тем, кого она заворожила.
ИЗ ТЕМНОЙ БАШНИ
© Перевод П. Вегин
Чарльзу С. Джонсону
Мы не вечно будем сеять, чтоб другиеурожай снимали золотой,тех, кто братьев травит нищетой,одобрять не будем мы, немые.И не вечно сны других сладкоголосойфлейтой будем нежить, услаждать,нам не вечно слезы проливать,ведь глаза — это не только слезы.
Соболиная, звездная, хладнаяночь нужна, как и ночь непроглядная,и есть в мире цветы, что цвести не желаютна свету — только ночью они расцветают.Так мы прячем сердца в темные времена,высеваем, выхаживаем семена.
СЛУЧАЙ
© Перевод А. Ибрагимов
Однажды в Балтиморе,Когда я шел домой,Мальчишка увязался вдругПо улице за мной.
Я был в то время лет восьми,А он — еще моложе.— Эй, черномазый! — крикнул онИ начал строить рожи.
Я прожил в этом городеОт лета и до лета,Но из всего, что видел там,Запомнил только это.
КАРТИНКА
© Перевод М. Зенкевич
Два парня, черный с белым, шли В обнимку парой дружной,Как золотой восход вдали, Как роскошь ночи южной.
Глазел из ставен черный люд, А джентльмены, стоя,Грозились, что они уймут Таких, как эти двое.
Они ж, не слыша эту речь, Прильнув один к другому,Шли весело под светлый меч Грозы навстречу грому.
СКОТСБОРО[104] ТОЖЕ СТОИТ СВОЕЙ ПЕСНИ
© Перевод П. Вегин
Сказал я:да, поэты будут петь,взлетят их голоса, начнут греметь,поэзия начнет вливатьсякровью — в нацию,как вспышка молнии, врезатьсяв сердце нации.И против всех лишений и смертей,войны и горя,строфа к строфе, поднимутся дружней,чтоб взять за горлозасевших в цитаделях сволочей.
Припомнив гнев и резкие акцентыстихов в защиту Сакко и Ванцетти,сказал я:здесь есть для поэтов повод,для тех, чей взор еще о солнце помнит,в чьих строкахвоедино сведенобесчестие и чести обостренье,что вызывают песню — как вино,волнующее душу менестреля.
Бесспорно, я сказал,поэты будут петь. Но не слышно никого. Интересно — отчего?
ДЖИН ТУМЕР
