него получится, зато признавал за предметом изображения и за техническими средствами право на самостоятельную художественную жизнь. Нет у него ни чистых, плавно изгибающихся длинных линий, ни ритмической пульсации форм. Мелкие пересекающиеся царапины дают то прерывистые и туманные, то бархатистые контуры и тени, которые воспринимаются нами как будто не только глазами, но и на ощупь. Его эстампы кажутся шероховатыми.
Мастер Домашней книги. Любовная пара. 1479
Но «незнание», «неуверенность» Мастера Домашней книги – мнимые. На самом деле перед нами виртуоз высочайшего уровня, которому скучно быть только виртуозом, тем более что образцы этого достоинства широко представлены гравюрами Шонгауэра. Вот он и изобретает технику, которая позволяет симулировать отсутствие мастерства, имитировать непредвзятость и непосредственность подхода к любому сюжету и в любой момент отклоняться от первоначального замысла.
Светские сюжеты встречаются у него чаще, нежели у любого другого художника того времени. «Герб с аллегорией покорного супруга», «Женщина с детьми, держащая герб», «Кувыркающиеся младенцы», «Любовная пара», «Выезд на охоту», «Знатный охотник с соколом, собаками и псарем», «Охотники с собакой», «Охота на оленя», «Старый бульдог», «Три юноши, дама и шут за игрой в карты», «Любовный треугольник», «Юноша и Смерть», «Аристотель и Филлида», «Турнир диких», «Борющиеся крестьяне», «Два монаха», «Турецкий всадник» – вот неполный перечень светских сюжетов Мастера Домашней книги. Заметно господство мотивов, связанных с охотой – куртуазно осмысленной метафорой любовного домогательства. Даже ветхозаветные «Идолопоклонство Соломона» и «Самсон и Далила» превращаются в притчи о мужчинах, потерявших голову под действием женских чар. Несравненно меньшее место занимает тема, в которой наш мастер, однако, не знал равных, – дети. Далее – пародийные единоборства. Наконец, дань постоянной военной угрозе с Востока.
Из того, что светская тематика, в отличие от религиозной, не имеет строгих иконографических предписаний, Мастер Домашней книги извлекает выгоду: словно бы не зная, как изображается тот или иной сюжет, он «не уверен» и в технике изображения. Априорного начала в его гравюрах – минимум. Перевешивает любопытство к миру. Манера рисовать как бы вслепую, ощупывая форму, придает сценкам Мастера Домашней книги необыкновенно живую, теплую интонацию: в каждой гравюре он обращается к зрителю так, как если бы только и думал о нем, единственном. Элитарная тематика его опусов и их приватный характер находят объяснение в гипотезе о том, что Мастер Домашней книги гравировал светские сюжеты для аристократов, учившихся в Гейдельберге. Его гравюры дарили коллекционерам утешительную уверенность в неповторимости их собраний.
Только те, кто хоть что-то знал об античных философах, могли оценить по достоинству гравюру Мастера Домашней книги «Аристотель и Филлида»[696]. Аристотель в «Никомаховой этике» советовал своему сыну «во всем остерегаться удовольствия и того, что его доставляет, потому что об этих вещах мы судим крайне пристрастно. А значит, именно то, что испытали к Елене старейшины [троянского] народа, и нам надо испытать к удовольствию и при всех обстоятельствах повторять их речи, ибо если мы сможем, как они, отдалить от себя удовольствие, то меньше будем совершать проступки»[697]. Троянские старейшины в «Илиаде»
…лишь только узрели идущую к башне Елену, Тихие между собой говорили крылатые речи: «Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и Ахейцы Брань за такую жену и беды столь долгие терпят: Истинно, вечным богиням она красотою подобна! Но, и столько прекрасная, пусть возвратится в отчизну: Пусть удалится от нас и от чад нам любезных погибель!»[698]
Помнилось знатокам Аристотеля и другое его рассуждение: «Удовольствия – это препятствия для рассудительности, причем препятствие тем большее, чем больше сами удовольствия, как, например, удовольствие от любовных утех, ведь, предаваясь им, никто, пожалуй, не способен что-нибудь понять умом»[699]. То, что сообщал о жизни Аристотеля Диоген Лаэртский, наводило на мысль: Стагирит на собственном опыте знавал затмение рассудка под воздействием любви. Ведь когда он влюбился в будущую мать Никомаха, она была наложницей одного тирана, и, когда тот согласился отдать ее, Аристотель «от радости стал приносить смертной женщине такие жертвы, какие афиняне приносят элевсинской Деметре»[700]. С этой темой была связана мысль Аристотеля, что «самому любить лучше, чем быть любимым: любить – это некое действие, доставляющее наслаждение, и благо, а быть любимым не вызывает в предмете любви никакой деятельности»[701].
Мастер Домашней книги. Аристотель и Филлида. Между 1475 и 1480
По канве перекочевавшей на Запад арабской сказки о шахе, мудром визире и рабыне[702] университетская братия сочинила ехидную историю о том, как Аристотель, озабоченный чрезмерным увлечением Александра красавицей Филлидой (другой вариант – Кампаспой), предупредил его, что женщины способны довести до гибели даже очень сильных мужчин. Кобылица молодая была взбешена. Она разожгла в философе неутолимую страсть и в знак своего торжества прокатилась на нем верхом[703].
Перебирая растопыренными руками, закусив удила и тряся бородой, всклокоченный Стагирит передвигается на карачках под прелестной молодой наездницей, которая сидит на нем амазонкой и поигрывает кнутом. Аристотеля Мастер Домашней книги одел доктором богословия, а Филлиду нарядил по последней бургундской моде. Складки их длинных одежд свиваются в бурную массу – столкновение страсти и злорадства. Но волнение не поднимается выше черты, над которой высится голова Филлиды. Невинная улыбка прелестницы уверяет всех и каждого, что она тут ни при чем: дело ли рабыни перечить причудам господ?
Мастер Домашней книги. Святое семейство. Ок. 1495
Судя по круглой форме гравюры, она была задумана как украшение, которое при желании можно было бы воспроизвести красками на стекле[704] либо выткать. Будучи расцвечена и включена в комплекс подобных изображений, такая сценка вряд ли могла бы побудить кого-либо обсуждать ее художественные достоинства. Иное дело гравюра. Ею любуются в одиночку, ее с гордостью показывают гостю. Здесь каждая мелочь имеет значение: и то,
