дискуссии, когда представлялась возможность. При этом его общественная идентичность развивалась сообразно веяниям времени. Хотя в частной жизни даже после публикации автобиографии он продолжал оставаться Густавом Васой, но в течение двух лет между увольнением из проекта переселения черных бедняков в марте 1787 года и публичным заявлением в апреле 1789 о том, что он родился в Африке, Эквиано постепенно обретал свою африканскую идентичность. И по мере формирования этой общественной идентичности, он все больше признавался выразителем интересов британцев африканского происхождения.
Подобно всем нам, Эквиано из множества доступных позиций субъекта выбирал ту или те, что лучше всего подходили аудитории или аудиториям, к которым он обращался. В разное время он мог говорить или писать как уроженец Африки или африканец диаспоры, как афробританец, британец, христианин или обладатель сразу нескольких из этих идентичностей. Точно так же и мы одновременно являемся родителями для своих детей и детьми для своих родителей, и хотя наша позиция субъекта меняется, сами мы остаемся всё те же. Каждый из нас обладает перекрывающимися идентичностями, одна или более из которых преобладают в различных ситуациях. Искусные писатели умеют менять позицию, выделяя отдельные стороны своей идентичности, чтобы наилучшим образом воздействовать на читателей или слушателей. Частные и публичные письма, рецензии и петиции, написанные и опубликованные Эквиано в 1787 и 1788 годах, демонстрируют, как совершенствовались его навыки публициста.
15 декабря 1787 года имя Густав Васа появилось рядом с еще девятью подписями под «Благодарственным адресом сынов Африки преподобному Грэнвиллу Шарпу, эсквайру». Только Кугоано и еще один человек поставили оба имени – африканское и рабское – под этим «выражением признательности за благое и верное служение ради нас и за человеческое сострадание к нашим братьям и соплеменникам, преступно удерживаемым в неволе». Заверяя Шарпа в своем чаянии, дабы его «ценные труды» были «собраны и сохранены», самочинные «сыны Африки» именовали себя «представителями или потомками много претерпевших африканцев» (329, 328). Так что африканская самоидентификация диаспоры была столь же неподдельной, как у уроженцев Африки.
Изменение самоидентификации Эквиано по мере того, как он вступал в печатную войну за запрещение работорговли, заметно по четырем его книжным рецензиям, опубликованным в первой половине 1788 года в Public Advertiser, Morning Chronicle и London Advertiser. Рецензия по определению интертекстуальна, ее текст возникает потому, что существует предшествующий ему текст – рецензируемая книга. Рецензию следует читать, отталкиваясь от рецензируемого текста, но она и сама влияет на будущее прочтение книги. Обмен газетными репликами между Рэмси и Тобином обозначили интертекстуальность более широкой дискуссии о запрещении работорговли последних десятилетий восемнадцатого века.
Эквиано вступил в нее, в течение недели бросив вызов на страницах Public Advertiser сразу и Джеймсу Тобину, и Гордону Тёрнбуллу. 28 января в газете появилось его письмо «Дж. Т., Эсквайру, автору КНИГ под названием КРАТКИЕ КОММЕНТАРИИ С ДОПОЛНЕНИЯМИ» (330-32). Именуя его «эсквайром», Эквиано признает высокий социальный статус Тобина как джентльмена. Но мы быстро понимаем, что признание это чисто формальное и вскоре оборачивается насмешкой. Эквиано сразу занимает позицию морального превосходства над Тобином, обращая против него Библию. «Полагаю, сэр, – пишет Эквиано, – никто не станет отрицать, что любовь к милосердию и справедливому суждению делает честь человеку; но, цитируя псалом 49:20,[440] «кто неразумен и не проявляет сострадания к своим собратьям, подобен животным, которые погибают». «Прошу простить меня, сэр, – продолжает Эквиано, – если почитаю вас находящимся не в лучшем положении, чем упомянутый выше; ибо может ли человек, в ком сочувствия хоть сколько-нибудь больше, чем у тигра или волка, пытаться оправдывать жестокости, чинимые над неграми в Вест-Индии? Вы определенно чужды обычной человеческой жалости, раз столь безразличны к их неизбывным горестям! Кто же еще, кроме автора «Кратких комментариев», мог так развратить свою человеческую природу, чтобы не ощущать острейших уколов в сердце своем, читая их скорбную повесть?» (330).
Эквиано обращает против Тобина его собственную риторику. Убежденный расист, Тобин утверждал, что черные являются людьми менее, чем наполовину, поскольку не способны испытывать чувства той же силы, что белые. Для Эквиано же именно Тобин, а не черные, демонстрирует «безжалостное варварство»: ведь «если вам так нравится сечь других, это лишь доказывает, что вы сами заслуживаете порки. Разве не написано в 15-й главе Книги Чисел, в стихах 15 и 16, что «закон один и одни права да будут для вас и для пришельца, живущего у вас»? Далее Эквиано вопрошает:
На каком основании, сэр, вы лишаете их всеобщего права, дарованного нам всем нашим Общим и Всемогущим Законодателем? Почему отрешаете от благ, на кои имеют они столько же прав, что и вы? Почему обращаетесь с ними так, будто чувствования их отличны от ваших? Цивилизованность ли служит оправданием для попрания естественной справедливости? Нет. Может быть, религия? Нет. Ведь суть ее – всеобщее благожелательство, а ее великий принцип – поступать с другими так, как хотите, чтобы поступали с вами – с белыми, как с черными, ведь все они дети одного родителя. Преступающие же сей священный долг, и здесь, мистер Комментатор, вы, полагаю, попались, не превосходят ни существ, в коих нет разумения, ни животных, кои погибают. (330)
В его рецензии Тобин-джентльмен благодаря собственным действиям и высказываниям превращается в Тобина-животное. Эквиано называет его лжецом, получающим удовольствие от вранья: «Из собственного пребывания в Вест-Индии должно быть хорошо ведомо вам, что факты, сообщаемые преподобным мистером Рэмси, правдивы; и истине вопреки вы их отрицаете. Подлинно, что дурного дела держитесь, ложью укрепляя руку угнетателя» (330). Проклиная Тобина и его сторонников – защитников рабства, Эквиано выступает гласом Божьим и тем самым переворачивает сложившееся соотношение сил между белыми и черными:
Припомните, сэр, что сказано вам в стихе 17 главы 19 Книги Левит: «Не понесешь греха за соседа своего»[441]; и я убежден, что не избежать вам мук совести, если только не посчастливилось вам не обладать ею вовсе; и помните, что и угнетатель, и угнетаемый – оба в справедливых и ужасных руках Божьих, который говорит: «Мне отмщение, и аз воздам» – воздам угнетателю и оправдывающему угнетение. Как же ужасна будет судьба ваша? Обдуманные и мучительные наказания, бесчеловечные по сути своей, к коим прибегает варвар-плантатор или еще более страшный варвар-надсмотрщик, покажутся нежностью по сравнению с порожденной ими яростью гневного, но справедливого Господа! который, и я нисколько в том не усомнюсь, многих из темной расы вознесет к веселью Небесному, а белого угнетателя низринет в долину скорби, где тщетно станет он вопиять хотя бы о капле влаги! (330—31)
После призывов к божественной силе о проклятии безнравственного Тобина Эквиано обращается к личному опыту, чтобы подорвать доверие к
