его рассказам об обращении с рабами в Вест-Индии: «Я знаю, что обратное сказанному можно увидеть на любом из островов, на которых мне пришлось побывать, а я посетил их не менее пятнадцати. Но кто бы стал спорить с таким отъявленным лжецом? Кто же поверит вам? Вы скажете, что желали бы говорить правду, но вынуждаете прибегнуть к грубому языку и сказать, что лжете вы быстрее, чем дьявол успевает слушать». Эквиано расчетливо привлекает читателей в союзники в войне с Тобином: «Публика может вместе со мной засвидетельствовать, что вы никто иной, как злонамеренный клеветник, порочащий честных, трудолюбивых и униженных людей!» (331).
Еще расчетливее Эквиано заключает рецензию ответом на пылкие тирады Тобина по вопросу межрасовых половых связей, намекая, что лицемерный Тобин может не только сам быть причастен к этой практике, но и являться плодом такой связи: «Так не благороднее ли, сэр, допустить распространение среди нас лиц, темнотой, быть может, несколько превосходящих ваше, нежели мириться с потоком этих мерзостей[442]? и применить действенное средство – освободительную политику – против зла, источник коего прослеживается до некоторых богатейших наших плантаторов и кое могло запятнать чистоту даже вашей собственной непорочности?». Читатели Эквиано могли бы припомнить, как ранее Рэмси упоминал о «некоторых весьма близких черных и желтых родственниках» Тобина.[443] Ответ Эквиано на беспокойство Тобина о нарушении в Англии расовой чистоты кажется специально рассчитанным на то, чтобы привести его в бешенство:
А для начала почему бы не допустить смешанные браки и внутри страны, и в колониях? И не поощрять открытую, свободную и благородную любовь, направляемую одним только всеохватным планом Природы и подвластную лишь нравственным добродетелям без различия цвета кожи?.. Сам Моисей, древний, премудрый и вдохновенный деятель… собственным примером учредил браки с чужестранцами. И Господь узаконил их, покарав Аарона и Мариам за то, что противились браку брата своего с эфиоплянкой[444].Так прочь же ваши узколобые и безрассудные представления, будто следует силою закона запрещать то, что стало бы национальной гордостью, национальной силой и выражением национального достоинства – смешанные браки! (332)
Эквиано заканчивает рецензию голосом евангелиста Иоанна, грозя Тобину с позиции высшего человеческого авторитета: «Посему, если я приду, то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами» (3 Ин. 1:10). Заключается рецензия ироничной подписью: «Ваш пылкий слуга, Густав Васа, эфиоп и бывший королевский комиссар для африканского поселения» (332). Очевидно, что «эфиопом» он называет себя из-за положительных библейских коннотаций такой самоидентификации. Будучи «эфиопом», он является для читателей «чужестранцем», но именование себя «бывшим королевским комиссаром» напоминает, что в этом королевстве он еще и их соподданный. И он действительно «пылок», но не той пылкостью, какую Тобин желал бы видеть в своих рабах, а содержанием и языком, редкими для написанного позднее «Удивительного повествования». Как большой писатель, Эквиано был еще и большим читателем собственной аудитории, знающим, когда можно позволить себе радикализм, а когда расширению читательского круга способствует более умеренная позиция.
Однако в 1788 году он не был расположен к умеренности. Продолжая выступать от имени «Густава Васы, эфиопа и бывшего королевского комиссара», спустя неделю после атаки на Тобина он переключился на его «приятеля» Тёрнбулла. В письме «мистеру Гордону Тёрнбуллу, автору "Оправдания рабства негров”», как и Кугоано с Кларксоном до него, Эквиано называет Тобина «кратким комментатором» (330-32). Он даже использует и перерабатывает пассаж из «Размышлений и чувств» Кугоано, уподобляя Тёрнбулла и Тобина язычнику Деметрию из Нового Завета: «Вы и приятель ваш, Дж. Тобин, краткий комментатор, напоминают мне серебряника Деметрия, увидавшего ремесло свое в опасности, с тем отличием, однако, что ваше ремесло не столь невинно и извинительно, как изготовление храмов Артемиды, ибо хотя занятие это и нечистое, но, по крайней мере, оставляет тела людей свободными, в то время как ваше – порабощает не одну только душу, но и тело, принося собратьев ваших на алтарь наживы» (ЗЗЗ).[445]
В письме Тёрнбуллу, тоже напечатанному в Public Advertizer, Эквиано снова прибегает к риторическим отрицаниям. В письме Тобину он называл его бесчеловечным. Во второй рецензии оправдание Тёрнбуллом рабства превращается в «Оправдание угнетения» (332). Тёрнбулл и Тобин невежественны, они антихристиане и не-британцы: «Едва верится, что человек, рожденный и взращенный в наш просвещенный век, и особенно в британских владениях, может обладать столь извращенным умом, как автор «Кратких комментариев» и вы. Удивительно, что в стране, гордящейся осиянностью чистейшим светом Евангелия и наиболее совершенной формой свободы, сыскиваются приверженцы угнетения – наиболее подлой и несправедливой формы рабства» (332-33). Эквиано саркастически отмечает «способности и скромность» Тобина и Тёрнбулла, выказанные в толковании «благородного» эссе «друга человеческих прав, преподобного Джеймса Рэмси» (333). В 1788 году термины «просвещенный», «свобода» и «человеческие права» еще не имели того радикального смысла, который они обретут всего через год, после Французской революции. Но в рецензии на книгу Тёрнбулла Эквиано был достаточно неумерен и радикален, чтобы недвусмысленно призывать к «отмене рабства», а не только работорговли (333).
Эквиано предлагает себя в «очевидцы» ужасов рабства и свидетели защиты Рэмси: «Я знаю, что многие из приведенных им фактов правда, а многие другие, еще более чудовищные, если только такое возможно, я наблюдал лично и воспринимал собственными органами чувств; и если бы пришлось мне перечислить хотя только собственные страдания в Вест-Индии, которые я когда-нибудь, возможно, еще предложу вниманию публики, их отвратительный перечень оказался бы слишком длинным, чтобы в него поверить» (333-34). Чтобы опровергнуть «гипотезу [Тёрнбулла], будто негритянская раса есть низшая порода человечества», он просто советует «глупцу» Тёрнбуллу прочесть в Дея. 17:26: «От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли и т. д.» (334).
Эквиано ссылается на Писание, словно Библия недвусмысленно поддерживает позицию аболиционистов. К сожалению, это был не так, что и показал преподобный Реймунд Харрис с большим искусством и ясностью в 214-страничном «Библейском исследовании законности работорговли», вышедшем в Ливерпуле в начале 1788 года. Помещая 28 апреля 1788 года в Public Advertiser письмо «Преподобному мистеру Рэймунду Харрису, автору “Библейского исследования допустимости работорговли”» (337-39), Эквиано, по-видимому, не знал о том, что вскоре станет достоянием публики. «Харрис» скорее всего было вымышленным именем, за которым скрывался Дон Раймондо Ормаза, священник-иезуит, изгнанный из Испании в 1767 году. После нескольких лет странствий по Европе он осел в Ливерпуле, где открыл школу. Там он вскоре разошелся во взглядах с римско-католическим епископом, который изверг его из священнического сана. Если Эквиано и не знал, то верно догадался, что Харрис писал на заказ. Город Ливерпуль наградил Харриса ста фунтами за его труды по защите
