ныне препятствует работорговля». Обстоятельства для начала «свободной торговли» с Африкой, которая привела бы к «отмене… дьявольского рабства», теперь представляются более благоприятными, нежели когда-либо прежде, потому что, «если я правильно информирован, производственная прибыль равна или даже превосходит земельную ренту». Посредством торговли «цивилизация» превратила в потребителей «аборигенов Британии», и то же сделает для африканцев: «Как только в Африке установится Система торговли, спрос на производственные товары начнет стремительный рост, так как местные жители постепенно переняли бы британские манеры, привычки, образ жизни и т. п.». По мере замены торговли людьми торговлей товарами и приобщения к благам цивилизации станет расти и потребность в продуктах английских мануфактур». Годом позже Эквиано включил немного измененный вариант письма лорду Хоксберри в автобиографию, в третий раз расширив таким образом свою аудиторию.
Не оставляя попыток повлиять на членов Комитета по торговле, Эквиано сумел 21 марта обратиться через их головы с «петицией от имени моих африканских собратьев» к королеве Шарлотте, прося об ее и короля Георга III вмешательстве в дело на их стороне:
Ее Королевскому Величеству
Мадам,
Хорошо известные благодетельность и человеколюбие Вашего Величества придают мне смелости воззвать к вашему королевскому присутствию в надежде, что малоизвестность моя не помешает Вашему Величеству обратить внимание на страдальцев, за коих выступаю ходатаем.
Я не ищу вашего королевского сострадания к моим собственным несчастьям, они хотя и были немалыми, отчасти уже забыты. Молю же я о сочувствии Вашего Величества к миллионам моих африканских собратьев, стонущих под игом тирании в Вест-Индии.
Гнет и жестокость, преследующие несчастных негров в этих краях, дошли наконец до сведения британских законодателей, в настоящее время рассматривающих способы к их умягчению; даже некоторые хозяева рабов ходатайствовали перед парламентом о прекращении рабовладения, руководствуясь убеждением, что оно столь же невыгодно, сколь и неправедно, а что бесчеловечно,™ всегда должно быть и неблагоразумно.
Правление Вашего Величества до сих пор всегда отличалось частными актами милосердия и щедрости, и несомненно, что чем сильнее страдания, тем больше нужда в сочувствии Вашего Величества и тем больше радости принесет Вашему Величеству руководство действиями, способствующими их облегчению.
Поэтому осмеливаюсь, милостивая Королева, умолять о вмешательстве вашем и вашего королевского супруга в судьбы несчастных африканцев; уповаю, что благорасположенным вмешательством Вашего Величества может быть положен конец их несчастьям и что положение их от совершенно животного, в кое они низвергнуты ныне, может возвыситься до состояния людей[455], допущенных к благоденствию под сенью счастливого правления Вашего Величества; дав счастье миллионам, Ваше Величество испытает глубокую душевную радость и будет вознаграждено благодарственными молитвами и их самих, и их потомков.
Так пусть же всеблагой Создатель прольет на Ваше Величество и на Королевскую семью все благословения этого мира и всю полноту блаженства, которое божественное откровение обещает нам в будущем.
Вашего Величества самый покорный и преданный слуга
Густав Васа, угнетенный Эфиоп
№ 53, Болдуине Гарденс (329)
С петицией по такому же поводу обращался к королеве в 1783 году Бенезет.
Эквиано продолжал следить за законодательной судьбой закона Долбена, в том числе и публично. 19 июня 1788 года, на следующий день после того, как закон одобрила палата общин, в Public Advertiser появилось письмо «Густава Васы, Африканца», адресованное «благородным и достойным членам Британского Сената» (339). Как «один из угнетенных африканцев» он «обращается к вам с горячей признательностью сердца, пылающего благодарностью за ваше недавнее человеколюбивое вмешательство в защиту моих страдающих соплеменников». Он желал бы свидетельствовать против работорговли, но видит, что в его свидетельствах нет нужды: «Когда присутствовал я на ваших дебатах, посвященных закону об облегчении положения моих соплеменников, принятие коего зависит ныне от вас, сердце мое пылало благодарностью тем, кто поддержал дело человечности. Я мог бы пожелать воспользоваться возможностью, дабы представить вам не только перечень своих собственных страданий, кои, хотя и были велики, но теперь уже почти забыты, но и тех, коим я много лет был очевидцем, дабы свидетельства сии могли повлиять на ваше решение; но я могу лишь возблагодарить Бога, за то что ваша человечность опередила мои желания и сделала сей перечень излишним». Он уже предвидел новые победы «в следующем году»: «Вопли наши наконец достигли вашего слуха, и я верю, что вы теперь в немалой мере убедились, что работорговля как невыгодна, так и бесчеловечна, и потому всегда будет неразумной». И если бы мог он «вернуться во владения свои в Илизе» в Африке, то оказал бы законодателям должный прием и воздвиг алтарь в честь Рэмси и Кларксона (отдельно он благодарит троих своих будущих подписчиков: Долбена, Сэмюэла Уитбреда и Джорджа Пита). Как «африканец» он наконец обрел публичную идентичность, которой останется верен всю оставшуюся жизнь.
Когда лорд Сидни выступил в палате лордов против закона Долбена, «Густав Васа, африканец» ответил ему в номере Public Advertiser за 28 июня: «Присутствуя в прошлую среду [25 июня] на дебатах по поводу закона о рабах, находящегося в настоящее время на рассмотрении в палате лордов, я с изумлением услышал нападки Вашей Светлости на саму концепцию этого закона и заявление ваше, будто он основан на ложно понимаемой человечности. Прежде всего, такое утверждение выглядит парадоксальным само по себе. Если ограничение жестокостей, чинимых по отношению к несчастным, не сделавшим вам ничего дурного, есть ложная человечность, что же тогда представляют собой правильные пути, по которым ее следует направлять?». Сидни призвал отложить любые обсуждения работорговли до следующей парламентской сессии, добавив, что убежден в том, что порабощенные африканцы только выигрывали от перемещения из варварских стран в якобы лучшие условия Вест-Индии. В подтверждение он ссылался на полученные от капитана Томпсона сведения о неудаче поселения в Сьерра-Леоне и желании некоторых поселенцев покинуть Африку и вернуться в Вест-Индию. Снова оправдывая собственное поведение в проекте переселения, Эквиано отмечает, что проект потерпел неудачу, потому что плохо обеспеченные поселенцы
достигли побережья Сьерра-Леоне в самом начале сезона дождей. В это время года возделывание земли невозможно, поэтому их припасы подошли к концу прежде, чем они смогли воспользоваться плодами земледелия, не удивительно, что многие из них, а особенно ласкары, обладающие телосложением весьма хрупким и теснившиеся на кораблях с октября по июнь в упомянутых условиях, оказались так истощены за этот период, что не надолго его пережили. Что же касается выживших африканцев, для их усердия просто не нашлось объекта приложения; и разумеется, мой лорд, они выказывали значительно меньшее желание отправиться в Вест-Индию, нежели оставаться голодать в Сьерра-Леоне.
Он повторил предложение лично свидетельствовать в парламенте: «Если когда-либо сочтут необходимым пригласить меня для сей цели, я мог бы представить неопровержимые доказательства вышеприведенных фактов и многих других примеров угнетения и несправедливости, и не только касательно экспедиции в Сьерра-Леоне, но
